История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3 - [86]
На другой день после обеда г-н К. пришел к г-ну де Брагадин, и я там не показывался. Он ушел, проведя два часа с ним и его двумя друзьями, и я узнал, что он ответил то же, что сказала мне его жена, но с добавлениями, для меня еще более печальными. Он сказал им, что отправит свою дочь в монастырь на четыре года, которые она проведет там до своей свадьбы. Он закончил, сказав им, что, обладая в настоящее время значительным состоянием, мог бы уладить со мной вопрос. Я счел такой ответ удручающим, и, в душевном огорчении, не был удивлен, найдя маленькую дверь дома К. К. закрытой изнутри. Я вернулся к себе, ни жив ни мертв. Я провел двадцать четыре часа в сильнейшей растерянности, когда надо принять решение, и не знаешь, какое. Я полагал похищение делом трудным, и, поскольку П. К. находился в тюрьме, мне было трудно также сообщаться с моей женой, каковой я ее полагал в силу связи гораздо более сильной, чем та, что мы имели бы, подписав контракт перед лицом церкви и нотариуса.
Через день, ближе к полудню, я решился нанести визит м-м К., позвонив в парадную дверь ее дома. Спустилась служанка и сказала мне, что мадам уехала в деревню, и неизвестно, когда она вернется. В этот момент я почти потерял надежду. Все пути, чтобы добиться ясности, были отрезаны. Я старался показать безразличие, когда был с тремя моими друзьями, но тем более жаловался всем остальным. Надеясь что-нибудь узнать, я решил нанести визит П. К. в его тюрьме.
Удивленный тем, что меня видит, он изъявил мне самую большую признательность. Он говорил со мной о состоянии своих долгов. Он поведал мне сотню выдумок, которым я сделал вид, что поверил; он заверил меня в том, что выйдет из тюрьмы в течение десяти-двенадцати дней, и он попросил у меня прощения, что не вернет мне сотню цехинов, которые у меня одолжил, но сказал, что в свое время возвратит кредитоспособность векселю в двести цехинов, за который я поручился. Дав ему высказаться, я с холодным видом осведомился о состоянии дел. Он ничего не знал и полагал, что нет ничего нового; Он говорил мне, что напрасно я не захожу к его матери, где я могу увидеться с его сестрой. Я обещал ему туда наведаться, и, дав ему пару цехинов, ушел.
Я ломал голову в попытках найти способ узнать о положении К. К. Я представлял себе, что она несчастна, и, осознавая себя тому причиной, приходил в отчаяние. Я не мог ни есть, ни спать.
Два дня спустя после ухода г-на К., г-н де Брагадин и два его друга отправились в Падую, чтобы провести там месяц по случаю ярмарки Св. Антуана. Состояние моей души и моих дел не позволило мне сопровождать их. Я остался во дворце совсем один, но заходил туда только для сна. Я проводил все дни в игре, все время проигрывая, я продал или заложил все, что имел, и был повсюду должен; Я не мог надеяться ни на чью помощь, кроме моих верных друзей, но они были в Падуе, и гордость мешала мне им написать.
В этой ситуации, которая заставляла подумывать о самоубийстве (это было 13 июня, в день Св. Антуана), в момент, когда я брился, мой слуга объявил мне о пришедшей женщине. Она вошла с корзиной и письмом в руке. Она спросила меня, тот ли я человек, чье имя обозначено на адресе. Я вижу отпечаток визитки, что я дал К. К. Я чуть не упал замертво. Чтобы успокоиться, я говорю женщине, чтобы подождала, пока я кончу бриться, но рука моя дрожит. Я откладываю бритву, поворачиваюсь спиной к женщине, распечатываю и читаю следующее:
– «Прежде чем написать тебе все подробно, я должна была быть уверена в этой женщине. Я нахожусь в пансионе в этом монастыре, в очень хороших условиях и вполне здорова, несмотря на душевное волнение. Настоятельнице дано распоряжение никого ко мне не допускать видеться и не позволять мне с кем бы то ни было переписываться; но теперь я уверена, что смогу писать тебе, несмотря на запрет. Я не сомневаюсь в тебе, дорогой супруг, и я уверена, что ты не сомневаешься и не усомнишься никогда во мне и в моем старании сделать все, что ты мне велишь, Потому что я твоя. Ответь мне коротко, пока мы не убедимся в надежности нашей письмоноши. Мурано, 12 июня».
Все письма я даю здесь в точном переводе с оригиналов, которые я храню.
Эта девушка менее чем в три недели стала ученым в области морали, но ее наставником был Амур, который единственный способен на чудеса. Момент, когда человек переходит от смерти к жизни, – момент кризиса, и мне понадобилось сесть и воспользоваться четырьмя-пятью минутами, чтобы прийти в себя.
Я спросил у женщины, умеет ли она читать.
– Ах, месье! Если бы я умела читать, мне можно было бы позавидовать. Мы семеро женщин, находящихся в услужении у тридцати монахинь в Мурано. Каждая из нас приезжает в свой день недели в Венецию, мой день – среда. Таким образом, сегодня в восемь я смогу вернуться и принести вам ответ на письмо, которое вы, если хотите, можете сейчас написать. Так что, можете себе представить, самое важное поручение, которое нам дают, – письма, – мы не смогли бы выполнить, если бы не были в состоянии прочесть адреса тех, кто нам поручает. Монахини хотят быть уверены, и они в этом правы, что мы не передадим Петру письмо, предназначенное Павлу. Наши матушки всегда опасаются, что мы совершим такую глупость. Вы увидите меня сегодня точно в восемь, но прикажите, чтобы вас разбудили, если вы заснете, потому что для нас время ценится на вес золота. Имея дело со мной, не опасайтесь с моей стороны нескромности. Если я не буду молчать, я потеряю свой хлеб, и что я буду делать, при том, что я вдова, и у меня сын восьми лет и три красивые дочери, из которых старшей шестнадцать, а младшей – тринадцать? Вы можете их увидеть, когда будете в Мурано. Я живу на первом этаже, в десяти шагах от моста, ближайшего к церкви, со стороны сада, в аллее, вход в которую находится в четырех пролетах снаружи, и я всегда дома, либо в башне, либо в приемной монастыря, либо с поручениями, которые никогда не прекращаются. Мадемуазель, которую я не знаю по имени, потому что она только восемь дней, как у нас, и которую, воистину, да хранит господь во здравии, и которая совершенная красавица, дала мне это письмо, но очень аккуратно… Ох! Она очень умна, потому что три монахини, присутствовавшие там, ничего не заметили. Она дала мне его вместе с карточкой, которую я также вам оставляю. Она доверила мне секрет. Бедное дитя! Я прошу вас написать ей, что она может быть во мне уверена и смело отвечайте ей через меня, но не через других, хотя я их всех считаю порядочными, потому что боже меня сохрани думать о ком-нибудь плохо; но, видите, они все невежественные и наверняка болтают, по меньшей мере, со своим духовным отцом. Что касается меня, благодаренье богу, я знаю, что я обязана ему отчитываться только в своих грехах, а носить письмо от христианина к христианке – это не грех; к тому же, мой исповедник – старый монах, который, полагаю, прости меня боже, глух, потому что никогда мне не отвечает; но если это так, то это его дело и я не должна в это вмешиваться.
Бурная, полная приключений жизнь Джованни Джакомо Казановы (1725–1798) послужила основой для многих произведений литературы и искусства. Но полнее и ярче всех рассказал о себе сам Казанова. Его многотомные «Мемуары», вместившие в себя почти всю жизнь героя — от бесчисленных любовных похождений до встреч с великими мира сего — Вольтером, Екатериной II неоднократно издавались на разных языках мира.
Мемуары знаменитого авантюриста Джиакомо Казановы (1725—1798) представляют собой предельно откровенный автопортрет искателя приключений, не стеснявшего себя никакими запретами, и дают живописную картину быта и нравов XVIII века. Казанова объездил всю Европу, был знаком со многими замечательными личностями (Вольтером, Руссо, Екатериной II и др.), около года провел в России. Стефан Цвейг ставил воспоминания Казановы в один ряд с автобиографическими книгами Стендаля и Льва Толстого.Настоящий перевод “Мемуаров” Джиакомо Казановы сделан с шеститомного (ин-октаво) брюссельского издания 1881 года (Memoires de Jacques Casanova de Seingalt ecrits par lui-meme.
«Я начинаю, заявляя моему читателю, что во всем, что сделал я в жизни доброго или дурного, я сознаю достойный или недостойный характер поступка, и потому я должен полагать себя свободным. Учение стоиков и любой другой секты о неодолимости Судьбы есть химера воображения, которая ведет к атеизму. Я не только монотеист, но христианин, укрепленный философией, которая никогда еще ничего не портила.Я верю в существование Бога – нематериального творца и создателя всего сущего; и то, что вселяет в меня уверенность и в чем я никогда не сомневался, это что я всегда могу положиться на Его провидение, прибегая к нему с помощью молитвы во всех моих бедах и получая всегда исцеление.
«История моей жизни» Казановы — культурный памятник исторической и художественной ценности. Это замечательное литературное творение, несомненно, более захватывающее и непредсказуемое, чем любой французский роман XVIII века.«С тех пор во всем мире ни поэт, ни философ не создали романа более занимательного, чем его жизнь, ни образа более фантастичного», — утверждал Стефан Цвейг, посвятивший Казанове целое эссе.«Французы ценят Казанову даже выше Лесажа, — напоминал Достоевский. — Так ярко, так образно рисует характеры, лица и некоторые события своего времени, которых он был свидетелем, и так прост, так ясен и занимателен его рассказ!».«Мемуары» Казановы высоко ценил Г.Гейне, им увлекались в России в начале XX века (А.Блок, А.Ахматова, М.Цветаева).Составление, вступительная статья, комментарии А.Ф.Строева.
О его любовных победах ходят легенды. Ему приписывают связи с тысячей женщин: с аристократками и проститутками, с монахинями и девственницами, с собственной дочерью, в конце концов… Вы услышите о его похождениях из первых уст, но учтите: в своих мемуарах Казанова, развенчивая мифы о себе, создает новые!
Великий венецианский авантюрист и соблазнитель Джакомо Казанова (1725—1798) — один из интереснейших людей своей эпохи. Любовь была для него жизненной потребностью. Но на страницах «Истории моей жизни» Казанова предстает не только как пламенный любовник, преодолевающий любые препятствия на пути к своей цели, но и как тонкий и умный наблюдатель, с поразительной точностью рисующий портреты великих людей, а также быт и нравы своего времени. Именно поэтому его мемуары пользовались бешеной популярностью.
Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Эта книга рассказывает о героических днях гражданской войны, о мужественных бойцах, освобождавших Прикамье, о лихом и доблестном командире Филиппе Акулове. Слава об Акулове гремела по всему Уралу, о нем слагались песни, из уст в уста передавались рассказы о его необыкновенной, прямо-таки орлиной смелости и отваге. Ф. Е. Акулов родился в крестьянской семье на Урале. Во время службы в царской армии за храбрость был произведен в поручики, полный георгиевский кавалер. В годы гражданской войны Акулов — один из организаторов и первых командиров легендарного полка Красных орлов, комбриг славной 29-й дивизии и 3-й армии, командир кавалерийских полков и бригад на Восточном, Южном и Юго-Западном фронтах Республики. В своей работе автор книги И.
«Я вхожу в зал с прекрасной донной Игнасией, мы делаем там несколько туров, мы встречаем всюду стражу из солдат с примкнутыми к ружьям штыками, которые везде прогуливаются медленными шагами, чтобы быть готовыми задержать тех, кто нарушает мир ссорами. Мы танцуем до десяти часов менуэты и контрдансы, затем идем ужинать, сохраняя оба молчание, она – чтобы не внушить мне, быть может, желание отнестись к ней неуважительно, я – потому что, очень плохо говоря по-испански, не знаю, что ей сказать. После ужина я иду в ложу, где должен повидаться с Пишоной, и вижу там только незнакомые маски.
«Погомас, который в Генуе назвался Пассано, поскольку все его знали, представил мне свою жену и свою дочь, некрасивых, грязных и наглых. Я быстро от них избавился, чтобы наскоро пообедать с моей племянницей и отправиться сразу к маркизу Гримальди. Мне не терпелось узнать, где обитает Розали.Лакей сенатора сказал мне, что его светлость находится в Венеции, и что его не ждут раньше конца апреля. Он отвел меня к Паретти, который женился через шесть или семь месяцев после моего отъезда.Сразу меня узнав, он показал, что рад меня видеть, и покинул свою контору, чтобы пойти представить меня своей жене, которая при виде меня испустила крик восторга и кинулась ко мне с распростертыми объятиями.
«Эта авантюристка была римлянка, довольно молодая, высокого роста, хорошо сложена, с черными глазами и кожей поразительной белизны, но той искусственной белизны, что свойственна в Риме почти всем галантным женщинам, и которая так не нравится лакомкам, любящим прекрасную природу.У нее были привлекательные манеры и умный вид; но это был лишь вид. Она говорила только по-итальянски, и лишь один английский офицер по фамилии Уолпол поддерживал с ней беседу. Хотя он ко мне ни разу не обращался, он внушал мне дружеские чувства, и это не было только в силу симпатии, поскольку, если бы я был слеп или глух, с сэром Уолполом мне было бы ни жарко ни холодно…».
«Решившись заранее провести шесть месяцев в Риме в полном спокойствии, занимаясь только тем, что может мне предоставить знакомство с Вечным Городом, я снял на следующий день по приезде красивые апартаменты напротив дворца посла Испании, которым сейчас был монсеньор д’Аспурю; это были те апартаменты, что занимал учитель языка, у которого я брал уроки двадцать семь лет назад, когда был на службе у кардинала Аквавива. Хозяйкой этого помещения была жена повара, который приходил с ней спать только раз в неделю.