История зарубежной литературы XVII―XVIII вв. - [3]
Мы находим здесь имена прославленных авторов, которыми гордится человечество, — Эразма Роттердамского, Монтеня, Дидро, Вольтера, Гюго. В «Индекс» попала даже карта Луны, составленная в XVII столетии английским астрономом Джоном Уилкинсом, вместе с его трактатом «Открытие нового мира». «Индекс» сохранял свою силу вплоть до XX века и только на вселенском соборе, проходившем в 1962―1965 гг. в «век атеизма», как с горечью констатировал один из епископов, «Индекс» был наконец отменен.
Ватикан признал, что времена переменились, и объявил «аджорнаменто» (обновление). Вселенский собор на своих 168 заседаниях принял 139 важных решений, смысл которых, в сущности, сводился к стремлению как-то приспособить христианство к веку космоса и атома. Однако тогда, в XVI веке, церковь была еще сильна и, напуганная реформацией, пошла на крайние репрессивные меры и еще большее усиление централизованной духовной власти (папы римского). Вселенский собор в городе Трнденте (1545―1563) признал непогрешимость папы, вручив ему тем самым неограниченные полномочия.
В 1540 г. папа Павел III официально признал новый духовный орден иезуитов,[3] незадолго до того организованный испанским монахом Игнатием Лойолой для борьбы с протестантизмом (реформацией). Орден иезуитов — самое чудовищное, что могла породить католическая церковь. Строжайшая дисциплина, четкая иерархия в отношениях между его членами, беспрекословное выполнение всех приказов «черного папы», генерала ордена, который подчас бывал могущественнее самого римского папы, полнейший аморализм в средствах достижения цели (шпионаж, подкуп, убийства) превратили орден в страшнейший орган репрессий и террора — своеобразную католическую мафию, перед которой трепетали не только простые смертные, но и короли и папы. Орден сосредоточил в своих руках огромные богатства. Он существует и по сей день, насчитывая в своем составе не один десяток тысяч членов, осуществляя и ныне тайные акции международной, самой экстремистской реакции. Иезуиты сыграли огромную роль в истории западноевропейских государств XVII и XVIII столетий. Они взяли под свой контроль систему воспитания молодежи, организовали в ряде стран иезуитские школы (в иезуитском коллеже учился даже самый яростный противник духовенства — Вольтер).
Феодально-католическая реакция не уничтожила основных завоеваний Возрождения, но она сдержала стремительное развитие истории, внесла известное смятение в ряды борцов за прогресс, оттянула время окончательного разгрома феодализма в Западной Европе, дала атакуемому классу — феодальному дворянству — некоторую передышку. Она внесла разлад, трагическую разорванность, идейный надлом в сознание людей. Она физически уничтожила многих гениальных сынов человечества, столкнула с правильной дороги некоторые недостаточно стойкие умы.
Однако поступательное движение истории не остановилось. XVII век проделал огромную работу в области научного мышления и познания законов природы, подошел вплотную к пониманию «неразрывной… связи материи и движения» (В. И. Ленин),[4] разработал принципы математической логики и внес большой вклад в становление таких наук, как математика (дифференциальное исчисление), физика, биология.
Спиноза вводил в философию математические методы мышления, он, как и Бэкон и Декарт, объявил главной задачей науки овладение силами природы. Философ высказал ряд важных мыслей в области психологии (о страстях, аффектах, зависимости воли от мотивов поведения). Крупнейший философ и ученый Декарт занимался физикой, математикой, физиологией. Виднейшим ученым-математиком и физиком был Паскаль.
Ученые XVII в. много занимались астрономией. Кеплер, продолжая дело Коперника, содействовал великому перевороту в науке, совершенному несколько позднее Ньютоном. Интерес к научным проблемам был запечатлен даже на полотнах художников: картинах голландского живописца Томаса Кейзера «Анатомия» (1619) и его соотечественника — великого Рембрандта «Урок анатомии доктора Тульпа» (1632). Феодально-католическая реакция не могла уничтожить основных завоеваний исторического прогресса. Политическое переустройство феодальной системы, а именно переход от областничества к единому государственному правлению, закрепилось в ряде стран и дало свои положительные результаты (Франция, Англия). Средневековая схоластика была безвозвратно отброшена со столбовой дороги развивающейся человеческой культуры. Nullis in verba[5] — ничего от слова, от буквы, от авторитета, от домыслов, все от опыта, от факта, от реального мира вещей — вот лозунг науки новых времен. И это было великое завоевание Возрождения, которое не могла уничтожить феодально-католическая реакция.
Французский философ XVII в. Декарт формулирует практический смысл науки. Он пишет: «Можно достигнуть познаний, очень полезных в жизни, и вместо той умозрительной философии, которую преподают в школах, можно найти практическую философию, при помощи которой, зная силу и действие огня, воды, воздуха, звезд, небес и всех других окружающих нас тел так же отчетливо, как мы знаем различные занятия наших ремесленников, мы могли бы точно таким же способом использовать их для всевозможных применений и тем самым сделаться хозяевами и господами природы».
Книга Михаэля фон Альбрехта появилась из академических лекций и курсов для преподавателей. Тексты, которым она посвящена, относятся к четырем столетиям — от превращения Рима в мировую державу в борьбе с Карфагеном до позднего расцвета под властью Антонинов. Пространственные рамки не менее широки — не столько даже столица, сколько Италия, Галлия, Испания, Африка. Многообразны и жанры: от дидактики через ораторскую прозу и историографию, через записки, философский диалог — к художественному письму и роману.
«Наука, несмотря на свою молодость, уже изменила наш мир: она спасла более миллиарда человек от голода и смертельных болезней, освободила миллионы от оков неведения и предрассудков и способствовала демократической революции, которая принесла политические свободы трети человечества. И это только начало. Научный подход к пониманию природы и нашего места в ней — этот обманчиво простой процесс системной проверки своих гипотез экспериментами — открыл нам бесконечные горизонты для исследований. Нет предела знаниям и могуществу, которого мы, к счастью или несчастью, можем достичь. И все же мало кто понимает науку, а многие боятся ее невероятной силы.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».