Как видим, отправные пункты классицистов и гонгористов одни и те же. И те и другие хотели писать для людей «культурных». Однако для классицистов «культурные» люди те, которые знают античное искусство и приняли его нормы, кто знает законы логики, кто признает главным критерием истины разум. Классицисты выступали за «цивилизованную» античность против «варварского» средневековья. Народ не мог быть судьей художника, ибо, как полагали они, народ темен, «некультурен», вкусы его низменны вследствие его «некультурности» и темноты. Здесь еще нет презрения к народу, здесь скорее стремление поднять народ, не потакая его вкусам, а просвещая его, поднимая до высоты культуры античности.
Не то у гонгористов. У них, наоборот, резко выраженное презрение к народу, культивирование некоего аристократизма искусства. «Культурные» люди для Гонгоры и его последователей — это те, кто может «постичь» ирреальность, подсознательное. Пусть «вульгарная чернь» (народ) пребывает в своей приверженности к земле, в своей грубой «материальности»; поэт выше ее и презирает ее, он слагает свои песни для немногих и избранных, для натур утонченных.
Блажен лишь тот, кто, кинув средь камней
Всю часть тяжелую своей природы,
Легчайшую в верховный шлет зефир, —
пишет Гонгора в одном из сонетов.
Гонгора подбирает самые невероятные словосочетания, сталкивает взаимоисключающие понятия, находит неожиданные сравнения, метафоры, словом, делает все то, что делал Марино в итальянском стихе. Лопе де Вега (его Гонгора считал своим главным врагом) в шутливой форме так излагает поэтические приемы культеранистов: «Вы можете создать поэта — culto в двадцать четыре часа; несколько перестановок слов, четыре формулы, шесть латинских слов или несколько напыщенных фраз — и дело готово». Писатель Кеведо, издеваясь над культеранизмом, примерно так же обрисовал его стилевые особенности. Он писал: «В ювелирной мастерской культеранистов изготавливается текучий хрусталь для ручейков и хрусталь застывший для морской пены, сапфирные ковры для морской глади, изумрудные скатерти для лужаек. Для женской красоты там заготовлены шеи из полированного серебра, золотые нити для волос, жемчужные звезды для глаз, коралловые и рубиновые губы для физиономий, руки из слоновой кости для лап, дыханье амбры для пыхтенья, бриллианты для грудей и огромное количество перламутра для щек… К женщинам в их стихах нельзя иначе приблизиться, как на санях, предварительно облекшись в шубу и боты: руки, лоб, шея, грудь — все ледяное и снежное».[39]
Гонгора любил броский эпитет, хитроумную замысловатую перефразу, яркое сравнение, часто из реквизита роскоши — драгоценных камней, металлов, дорогих тканей и пр. («серебряная влага, закованная в золотой песок», «зерна хрусталя на лепестках розы» и т. п.).
Гонгоризм — одно из течений литературного барокко. Дело не только в своеобразии поэтических форм гонгористов, дело в их мировоззрении, в их жизненной философии. Перед нами все тот же барочный пессимизм, трагический надрыв, неупорядоченность, кричащая дисгармония. В сонетах Гонгоры постоянны такие противоречащие сопоставления: «сладчайший яд», «ласки и стенанья», «блаженная мука».
Все бренно в этом мире и тщетно. Что такое человеческая жизнь? «Безумный зверь, преследующий тени», «минуты, что подтачивают дни, дни, что грызут и пожирают годы». Не верите? Вспомните судьбу Карфагена, шумного богатого города. В один прекрасный день он был разрушен, и по земле, некогда служившей основанием для дворцов и улиц, прошелся плуг. И мы не знаем, был ли Карфаген, не призрак ли это, не плод ли нашей фантазии. Эту философию мы встретим потом в пьесах Кальдерона.
Гонгора считает своей обязанностью опоэтизировать смерть, страдание и все, что может быть мрачного и ужасного в жизни. Он повторяет много раз, что нет ничего прочного на земле, что труд напрасен, опыт бесполезен:
Дряхлеет плоть, ржавеет дух железный,
Земля плывет, как зыбкая вода.
На разрушенье своего труда
Взирает опыт, ныне бесполезный.
И поэт восклицает в отчаянии: «О безысходный мир!»
Современники ценили основателя культеранизма. Даже Сервантес с большой похвалой отозвался о поэте, правда, когда тот только начинал свой творческий путь и не впал еще в манерность. Сервантес назвал Гонгору «гением редким и неповторимым». В год смерти поэта собрание его стихов, составленное Хуаном Лопесом де Викунья, большим его почитателем, вышло под громким названием: «Произведения в стихах испанского Гомера». От Гонгоры осталось 420 поэтических произведений, составляющих двадцать три тысячи стихотворных строк, написанных за 1580―1626 гг.[40]
* * *
Художественная проза в Испании приняла преимущественно сатирическое направление. Мы не найдем в ней ни мистики, ни христианского идеализма, каким дышит драматургия барокко. Однако в ней есть нечто, что роднит ее с идеями этого направления в искусстве, — это ее пессимистическая оценка отрицательных явлений действительности, оценка, не допускающая никакой веры и надежды на «исправление мира». В мире много зла, но зло это неистребимо и вечно, как сам мир, — таков подтекст сатирических выпадов испанских писателей.
