История войны и владычества русских на Кавказе. Новые главнокомандующие на Кавказе после смерти князя Цицианова. Приготовления Персии и Турции к открытым военным действиям. Том 5 - [128]

.

Вместе с тем главнокомандующий просил Мустафа-хана Ширванского уговорить Ших-Али покориться и приехать в главную квартиру, с полной уверенностью в своей безопасности. Но Мустафа-хан, показывая вид, что считает себя обиженным за то, что ему не дают никаких поручений, принялся за дело со свойственным ему двуличием. Он отправил в Кубу своего посланного, который объявлял народу, что прислан Мустафой для переговоров с Ших-Али о возвращении ему Кубинского ханства. Известие это произвело всеобщее волнение, пользуясь которым бывший хан, с толпой дагестанцев, и преимущественно акушинцев, ворвался в кубинское владение. С появлением его туземное население разделилось на две части: преданные нам беки перевезли свои семейства в Кубинскую крепость, под защиту русских войск, а преданные Ших-Али уговаривали народ идти встречать своего бывшего хана[476]. Многие жители оставили г. Кубу, и в короткое время вся область, кроме Будугской волости, приняла сторону Ших-Али.

Бывший наиб, родная сестра которого была замужем за Ших-Али, был сменен, и на его место предполагалось назначить Джехангир-хана, обещавшего поймать или убить виновника всех возмущений в Кубинской провинции. Отправляя Джехангир-хана в Кубу, Тормасов обещал назначить его ханом с теми же правами, которыми пользовались ханы: Шекинский, Ширванский и Карабагский[477]. Таким назначением думали убедить кубинцев, что Ших-Али никогда не будет их ханом, хотели дать им образ правления, к какому они привыкли, и, наконец, приобрести возможность содержать в Кубинской провинции меньшее число войск, так как, по предположению, новопоставленный хан будет всеми мерами противодействовать всякого рода беспорядкам и волнениям[478].

Довольно обширное кубинское владение защищалось в то время двумя батальонами Севастопольского полка, из которых один батальон составлял гарнизон крепости, а другой – охранял провинцию. Такого числа войск, очевидно, было недостаточно для поддержания спокойствия и изгнания мятежников; усилить же войска присылкой новых из Баку или Дербента было невозможно, так как там было всего по одному батальону среди населения сомнительной преданности.

Ввиду столь затруднительного положения, Тормасов приказал объявить народу, что Ших-Али ни в каком случае не будет возвращено ханство, но будет испрошено прощение, если он явится с покорностью. На последнее заявление бывший хан отвечал майору Писемскому, что желает, чтобы русские войска без пролития крови были выведены из г. Кубы. Ших-Али писал ему, что имеет право на такое требование, «поелику Куба принадлежит моим предкам и мне более тысячи лет, а вы в ней, третий день завладев, со страхом держитесь, и чтоб я еще не смел того сказать – это мне очень смешно. Подумай, много ли ты своим разумом и рассуждением принес пользы своему государю? Впрочем, я сие пишу единственно для того, чтобы не остаться впредь виновным против государя императора».

Возлагая большие надежды на ежедневно возраставшее число своих приверженцев и на помощь персиян, Ших-Али, в начале августа, подошел к г. Кубе и окружил ее. На помощь малочисленному гарнизону был отправлен из Баку плац-майор Левицкий, которому приказано, по прибытии в Кубу, принять общее начальство над войсками, оставить часть их в крепости, а с остальными выйти в поле, разбить мятежников и восстановить спокойствие в Кубинской провинции[479]. От Джафар-Кули-хана Шекинского Тормасов требовал, чтобы он отправил тысячу человек своей конницы через Хиналугскую гору, на соединение с нашим отрядом, в г. Кубу. Через эту гору было весьма трудно пройти нашим войскам, и Ших-Али, не ожидая с этой стороны нападения, мог быть атакован врасплох, разбит или захвачен в плен.

Двигаясь от Хидыр-Зиндского поста, Левицкий вскоре встретил толпу мятежников. На вопрос, что они за люди, получил в ответ, что про то знают их беки и Ших-Али. Толпа стала увеличиваться и скоро достигла до 300 человек. Заняв высоты, лежавшие на пути следования нашего отряда, приверженцы Ших-Али открыли огонь и хотя тотчас же были прогнаны, но, рассыпавшись в разные стороны, преследовали наш отряд до р. Гилгин, где Левицкий расположился на ночлег. Поутру 13 августа перед лагерем появилось до 2000 человек пехоты и конницы, занявших все высоты. По указанию бакинцев, бывших при отряде, Левицкий двинулся дорогой, лежавшей вправо от гор; неприятель напирал на отряд с правой стороны и заставлял его часто останавливаться, чтобы отразить нападение.

Подвигаясь далее, Левицкий встретил ров, за которым, по показанию начальника отряда, собралось до 3000 человек мятежников (тысяча пеших и две тысячи конных). Имея в своем распоряжении только 120 человек пехоты, 40 казаков и одно орудие и будучи окружен многочисленным неприятелем, Левицкий счел невозможным переправиться через ров и решился возвратиться в г. Баку. Отступление русского отряда было большим торжеством для кубинцев, преследовавших Левицкого с криками: «Да здравствует хан!» Таким образом, с Кубой было прервано всякое сообщение, и бакинский комендант, генерал Репин, просил главнокомандующего об отправлении в Кубу батальона егерей, батальона мушкетеров и половины казачьего полка. Хотя в г. Кубе и были сосредоточены оба батальона Севастопольского полка, достаточно сильные, чтобы отразить нападение неприятеля, но гарнизон этот имел продовольствия только на август месяц. Помощи же от ханов Шекинского и Ширванского ожидать было нечего: ни тот ни другой не оказывали никакого содействия.