История ворона - [26]

Я прочищаю горло.

– Вы можете сопроводить меня в университет на грядущих выходных, мисс Линор…

– «Вы»?! «Мисс»? – фыркнув, переспрашивает она.

– Именно. – Я вновь прочищаю горло и расправляю плечи. – Но у меня есть одно условие: вы должны будете сжиться с университетским миром, в который, как вам, возможно, известно, допускаются лишь мужчины.

Линор напряженно стискивает зубы.

– Надо было тебе представить меня юношей, Эдди.

– Что ж, мы придумаем какой-нибудь хитрый способ, чтобы… – Я прикусываю губу, и сам не зная, как закончить свою мысль, гадая, каким же образом спрячу такую диковинку в Университете Виргинии, созданном для самых талантливых и благородных молодых южан.

– Может… – Я жестом указываю на ее шею и расплываюсь в улыбке, надеясь, что она и без слов поймет, что мне бы очень хотелось, чтобы она сняла свое жуткое украшение из зубов.

– Может, что? – переспрашивает она, искоса глядя на меня – такое чувство, будто она прекрасно всё понимает, но хочет, чтобы я произнес свою просьбу.

– Может, вы снимете то, другое украшение?

Ее взгляд вдруг становится угрожающим. Она смотрит на меня злобно, как бык на красную тряпку, но я стою на своем – иначе нам с ней просто не выжить.

– А еще… предлагаю вам заколоть волосы, как это делают современные девушки. И, пожалуй, воздержаться от погрома спален моих друзей… и от запугивания горожан…

– Ты. Мне. Не хозяин, – цедит она, приблизив свое лицо вплотную к моему.

– Я и не претендовал на это.

– Мы с тобой должны действовать сообща. Быть заодно.

– В самом деле? – Я слегка отстраняюсь – ее пламенное дыхание обжигает мне лицо.

Застонав от отчаяния, она хватает меня за плечи.

– Не смей мне указывать, как выглядеть и как себя вести! – восклицает она и толкает меня к выходу. – Между прочим, именно ты меня такой создал! Хочешь, чтобы я была покорной и скучной? Ну, так готовься писать беззубые любовные стишки, наивно подражая Лорду Байрону! – злобно говорит она и с силой прижимает меня к входной двери.

– Вы говорите точь-в-точь как отец, – цежу я сквозь зубы.

– Потому что мы с ним оба знаем, что ты достоин большего. Разница лишь в том, что Джон Аллан боится твоего потенциала, а я разжигаю его.

Оборачиваюсь на звук копыт, чавкающих по дорожной слякоти.

– Мне пора, – говорю я. – Отец вот-вот вернется.

– И как же это я отправлюсь вслед за тобой в университет, Эдгар? Как ты вообще намереваешься меня там поселить, если так меня стыдишься? Если так боишься, что меня увидят?

Удрученно качаю головой в ответ.

– Я… я и сам не знаю. Может, вы станете бестелесным духом? Или вновь укроетесь во мраке?

– Ни за что! Теперь уж меня все должны увидеть. Пути назад нет.

Стук копыт приближается. Молю небеса о том, чтобы это были не отцовские скакуны, запряженные в его экипаж.

– Что ж… – шумно сглатывая, говорю я. – Тогда, пожалуй, нас выручит плавучее судно. Вы сядете в лодку, поплывете по реке Джеймс на север, а потом подниметесь вверх по Риванне и доберетесь до Шарлоттсвилля.

С ее лица вдруг исчезает хмурое выражение, и сведенные вместе брови, похожие на две шпаги, распрямляются.

– Начертить вам карту?

Она качает головой.

– К северу по реке Джеймс, а потом вверх по Риванне, – повторяет она.

– Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы отец узнал, что вы здесь. Соблюдайте осторожность, пока я не уеду в университет! Не вздумайте шуметь!

Она отскакивает от меня, шелестя юбками своего узкого платья.

– Буду сидеть тихо, как мертвая мышка.

– Сомневаюсь, что так говорят…

Она склоняет голову набок и щурится, ожидая, осмелюсь ли я поправить ее и уточнить, что в поговорке мышь была живая, а вовсе не мертвая.

– Очень вам признателен, – говорю я вместо ожидаемых исправлений.

– Не пытайся меня изменить.

– Я и не…

– Я – лучшее, что в тебе есть, Эдгар По.

Боже правый! Надеюсь, это не так.

– Я не… – начинаю я, качая головой.

– «Будь проклято, уныние!» – вот и всё, что нужно сказать. Всё, что нужно, чтобы меня спасти. Посвяти всего себя нашему искусству, отдай ему всю свою жизнь, до последнего издыхания, иначе… – ее глаза наполняются слезами – странно, обычно она вовсе не склонна к меланхолии. Она сжимает хрустальное сердце, которое висит у нее на шее, и хмурится, словно не зная, что делать с собственными чувствами. – Иначе ты меня потеряешь, – договаривает она таким мягким, таким человечным тоном, что на миг я забываю, кто она на самом деле.

– Едва ли такую, как вы, можно быстро потерять, – тихо хихикнув, отвечаю я.

Она задерживает на мне взгляд, а потом говорит – так пронзительно, что ее голос забирается мне в самую душу:

– Я одержима смертью, но боюсь умереть.

В ответ изумленно ахаю.

Я одержима смертью, но боюсь умереть.

Это удивительное создание только что нашло точнейшие слова, чтобы выразить то, что давно жаждет высказать мое сердце – еще со смерти моей дорогой матушки. Горло тут же обжигает боль, будто кто-то полоснул мне по шее лезвием, только хуже, а в следующее мгновение тело мое вдруг начинают сотрясать рыдания, внутри всё сжимается, губы дрожат.

– Я понимаю, – хриплым шепотом, с трудом отвечаю я, сжимая ладони в кулаки в отчаянной попытке вернуть самообладание.