История ворона - [22]

– Вы, никак, выпили накануне бокал вина? – спрашивает она.

– О, на той попойке было не до бокалов, – с усмешкой отвечаю я.

Джудит пристально смотрит мне в глаза без тени улыбки.

Тяжело опираюсь о стол и склоняюсь над высокими горами мелко порезанной моркови и редиса. В животе громко урчит.

– Вас что, тошнит? – уточняет Джим.

– Ерунда, скоро пройдет.

– Ваше отсутствие за завтраком не осталось незамеченным, – замечает Джудит.

– И что же, обрадовало оно всех или расстроило?

– Дамы, как водится, очень переживали за вас.

– А отец? – вскинув голову, спрашиваю я.

Джудит подходит ко мне и кладет руку мне на плечо.

– Он тоже выказал тревогу.

От жуткого птичьего крика по коже пробегают мурашки. В окне я замечаю пронзительные желтые глаза совы, оперение которой практически сливается с корой ближайшего дерева. Эта сова давно облюбовала его и садится на его ветви каждый день и каждую ночь, круглый год.

Джудит наливает в чашку воды из кувшина, стоящего на буфете у окна. Не сводя с женщины глаз, сова издает пронзительный крик, напоминающий лошадиное ржание, и голос у нее слегка дрожит.

Джудит прижимает коричневые ладони к оконному стеклу и ласково говорит:

– Морелла, крошка моя, давай попозже. У меня сейчас много работы. Оставим истории до вечера.

С трудом сглатываю комок в горле.

– Ты что, рассказываешь ей те же жуткие истории о могилах и не нашедших упокоения мертвецах, которых я так боялся в детстве?

Джудит отнимает руки от окна.

– А что, с годами они вас пугать перестали?

Ноги у меня подкашиваются от выпитого, а левая рука соскальзывает со стола.

– Идите прилягте, – просит Джим. – Вам явно нездоровится.

– Мне надо поднабраться сил – иначе я просто не поднимусь по лестнице, она же высокая, как Маттерхорн[10]!

– Вот, попейте, – говорит Джудит и протягивает мне жестяную кружку. – Вы бледны, как сама Смерть!

Делаю крохотный глоток с той же жадностью, с какой впитывает капли первого за год дождя иссохшаяся земля в пустыне.

Джудит берет со столика, стоящего у кирпичного очага, хлеб, замотанный в тряпицу, и разворачивает его.

– То странное видение, что вчера бродило по городу, пугая жителей, – начинаю я, надеясь, что она меня поймет, – это моя муза.

– Я знаю, – отзывается Джудит.

Рот у меня так и распахивается от изумления.

– В самом деле?

Она снимает с крючка хлебный нож, стоя ко мне спиной.

– Но откуда? Откуда ты знаешь?

Она старательно протирает длинное, тонкое лезвие тряпицей, в которую был завернут хлеб.

– Не забывайте, что оказались под моей опекой с того самого дня, как Алланы забрали вас к себе. Я наблюдала за тем, как этот ваш мрачный и меланхоличный дух просыпается и обретает форму, еще до того, как рассказать вам первую историю о привидениях.

– Неужели ты знала, что однажды она обретет плоть и кровь?

– Сказать по правде, я удивлена, что это случилось только сейчас.

Делаю еще один внушительный глоток.

– И что же мне с ней делать?

– Вы – свободный юный джентльмен, мастер Эдди, – подмечает Джудит, отрезая горбушку. – И вправе следовать велениям любой музы, какой только пожелаете, и создавать какие угодно произведения искусства!

– Отец так не считает.

– Ну ничего, совсем скоро вы обретете свободу!

– Так-то оно так, но что обо мне подумают люди, если я стану писать об одержимости демонами и о том, как восставали из могил мертвецы?!

– Не вижу ничего плохого в жутких историях на ночь, – замечает Джудит и кладет кусок хлеба на глиняную тарелку, разрисованную темно-синими маргаритками. – Благодаря им ваши слушатели будут по утрам просыпаться с благодарностью к Провидению за то, что они еще живы!

Из моего горла вырывается смешок, я согласен.

Служанка ставит тарелку напротив меня и вытирает руки о фартук.

– Порой музы не отступают от нас ни на шаг, даже если мы вовсе того не хотим. Но бывает и наоборот: их нет рядом, когда они нужны нам больше всего на свете. – Она опирается одной рукой о стол и склоняется ко мне, перебирая пальцами ракушки на своих бусах другой. – Мастер Эдди, когда вы пьете спиртное…

Я стыдливо опускаю голову.

– …вы тем самым заглушаете свою музу, перестаете ее слышать! Достичь такого эффекта вашему отцу не под силу, как бы он ни пытался. Вы – куда бóльшая угроза для собственного творчества, чем он.

Киваю, хоть и не до конца ей верю.

– Вчера мы – Джим, Дэб и я – принесли ее на территорию поместья, – понизив голос, сообщает она.

Ломоть хлеба выскальзывает у меня из пальцев и падает на тарелку.

– Она в моей комнате, – уже шепотом сообщает Джудит. – Спит, причем так крепко, что не добудишься. Мы нашли ее в снегу, у обочины.

– Но как ты поняла, где ее искать?

Джудит возвращается к чугунным горшкам, висящим над огнем.

Я слегка приподнимаюсь, чтобы получше ее разглядеть, хотя тело так и норовит разлечься на столе.

– Джудит? Как же ты узнала, что она там?

– Я слушаю свою музу, – отвечает служанка, помешивая гороховую кашу. – Возблагодарите Господа за то, что Морелла сообщила мне, где искать бедняжку, пока никто другой не нашел ее, не похитил и не убил и пока она сама не замерзла до смерти.

– Как ты сказала? Морелла? – нахмурившись, уточняю я и бросаю взгляд на окно – но желтоглазой совы на ветках уже нет.