История телохранителя - [5]
«По доходящим до нас сведениям, мучимые болезнями живые существа, будь то в человеческих жилищах, стойлах, конюшнях или за их пределами, безжалостно изгоняются на произвол судьбы, не получая возможности умереть достойно. Творящие подобное беззаконие заслуживают строгого порицания. А ежели кто сделает это втайне, на того должно донести. Тот же, кто донесет, пусть и сам участвовал в этом мерзком деле, достоин прощения и похвалы».
Первый «Указ о милосердии к живым существам» был выпущен четырнадцать лет назад, в двадцать восьмой день первой луны четвертого года Дзёкё.[8]
Этот указ не был плодом сиюминутной прихоти государственного мужа. Пройдя через изменения, дополнения и ужесточение до мелочей разработанных правил, он действовал на протяжении четырнадцати лет, вплоть до того года, когда Матахатиро обосновался в Эдо. За это время в перечень живых существ, которым надлежало сострадать и оказывать покровительство, помимо домашнего скота успели включить всех животных и птиц, рыб, гадов и даже грызунов. Очередной указ, обнародованный в конце седьмого месяца прошлого года, помимо прочего запретил эдосцам употреблять в пищу вьюнов и угрей.
Чаще всего дополнения к указу касались защиты собак. Начиная с обязательной переписи всех домашних собак с подробным указанием окраски, указ раз за разом требовал особого внимания то к бездомным, то к больным псам, то к щенкам. Всякий, кто увидит дерущихся собак, был обязан «немедля облить их водой и разнять», а при обнаружении раненой собаки следовало записать ее цвет и характер ранения, после чего отнести ее к собачьему лекарю Горобэю для излечения. Разумеется, всякого человека, который причинит вред собаке, полагалось тут же схватить, но строгости указа этим не ограничивались: «В последнее время на глаза то и дело попадаются увечные собаки. Это безнравственно и порочно. Отныне, если вскроется, что кто-то знал преступника, поранившего собаку, но не донес на него, наказание неминуемо коснется всех жителей этого квартала».
Сотни, если не тысячи людей были сосланы на отдаленные острова, изгнаны из города или заточены в тюрьму за нарушение этого указа. На родине Матахатиро об «Указе о милосердии к живым существам», конечно, слышали, но никогда не исполняли его с той же строгостью, как здесь, под самыми стенами сёгунского замка. Тем более что было несколько лазеек, позволявших не относиться к нему чересчур серьезно. Только в тот день, когда в трущобы забрел голодный белый пес, Матахатиро впервые узнал о том, какой ужас и трепет внушал этот указ жителям Эдо.
Он сразу понял, о чем говорила О-Тоё. Внезапное исчезновение или, хуже того, убийство собаки по кличке Мару при непойманном преступнике неизбежно навело бы подозрения на ее хозяина Токубэя Такураю. И тогда уж ссылки на острова не избежать.
— А с чего вы взяли, что ее хотят убить?
— Недавно кто-то подбросил в наш сад собачий корм, в который был подмешан крысиный яд. Хорошо, что сразу заметили…
— Вы на кого-то думаете?
— Да на кого ж я могу подумать! — небрежно бросила О-Тоё и снова затянулась трубкой. — Хотя вот господин мой, тот говорит, что это все не иначе как происки хозяина одной лавки, которая торгует тем же товаром. Уж кого-кого, а недоброжелателей среди купцов у моего господина хватает. Бьется не на жизнь, а на смерть. Приходит ко мне — еле ноги передвигает. Иногда даже на это самое дело и то сил не хватает, — добавила О-Тоё тоном заправской гетеры. Матахатиро угрюмо слушал.
— Ой, да что же это я такое болтаю, — спохватилась О-Тоё. — Извините, сударь. Так вот, мой господин мне так и сказал: выкини ты эту Мару пока не поздно.
— Прямо так и сказал?
— Да, но просто так ее же не выбросишь. А если кто заметит, сразу сцапают. — О-Тоё красноречиво свела руки за спиной. — Да и жалко мне Мару, поэтому я обо всем рассказала своему господину, чтобы заодно напугать его хорошенько. Вот, собственно, почему мы и стали искать телохранителя. Но я, право же, и подумать не могла, что мне пришлют такого видного молодого человека…
— Да будет вам… Выходит, что моя задача — охранять собаку по кличке Мару, чтобы ее не убили?
— Да. И господин мой к тому же хочет, чтобы вы по возможности поймали злоумышленника.
— Ах, вот как…
Похоже, здесь не собираются платить только за охрану собаки.
— Еще он спрашивал, не сможете ли вы какое-то время оставаться здесь ночевать.
— Я не возражаю. Живу я один, так что, если вы позволите у вас столоваться, буду безмерно благодарен.
— Спасибо. Вот только что подумает мой господин, когда узнает, что нам прислали такого ладного самурая. Не иначе ревновать начнет, по стариковской-то привычке… — О-Тоё снова мельком показала язык и, втянув голову в плечи, игриво рассмеялась.
Матахатиро лежал на татами и маялся от скуки. О-Тоё дала ему почитать занятные, как она сказала, старые повести «В Ёсивара голышом» и «Семь монахинь», а также канадзоси[9] некоего Сайкаку Ихара,[10] известного сочинителя хайку[11] из Осаки, под названием «История любовных похождений одинокого мужчины». Матахатиро бегло пробежал эти книги глазами, но ничего занятного в них не нашел. Сложив книги у изголовья, он перевернулся на спину и уже в который раз подумал, как же он опустился за прошедшие три месяца.
