История телохранителя - [4]
«Какие же они всегда ухоженные, все эти любовницы и содержанки», — думал Матахатиро, с интересом глядя на женщину. При этом он вспомнил потемневшие от солнца и тяжелой работы лица домохозяек, живущих в трущобах, где он снимал комнату. Их хватало на все: они находили себе дополнительный приработок, отправлялись на поденные работы со своими мужьями, до хрипоты лаялись друг с другом, встречаясь у колодца, там же зачастую устраивали и потасовки, поколачивали своих бестолковых мужей, ругали непослушных детей — и только на уход за собой у них не оставалось ни времени, ни сил.
Но более всего Матахатиро радовало то, что ни простолюдинки из доходного дома, ни эта женщина, сидящая перед ним, не чурались его из-за принадлежности к самурайскому сословию. Когда Матахатиро только поселился в доме за храмом, соседи какое-то время присматривались к нему с недоверием, обычным по отношению к чужакам. Но всего через месяц-полтора, стоило только окружающим увериться, что он осел здесь прочно и надолго, семья, снимавшая соседнюю комнату, уже угощала его соленьями, сосед с противоположной стороны пару раз зашел одолжить риса, а хозяйка из дома напротив привезла ему подарок, который купила во время паломничества в какой-то далекий храм. Жители трущоб обращались к нему просто «сударь».
В его родных местах такого отношения к самураю даже представить себе было невозможно. Более того, за исключением бродячих ронинов, которые появлялись ниоткуда и исчезали в никуда, Матахатиро не знал ни одного самурая, который не имел бы своего сюзерена. Заведенный порядок строго требовал, чтобы даже отставные воины продолжали жить в соответствии со своим статусом.
В обществе молодой женщины, которая, слегка склонившись на бок, сидела перед ним и покуривала трубку, Матахатиро чувствовал себя спокойно и умиротворенно. Что ни говори, а необычную работенку подкинул ему этот зануда Китидзо. Кстати, о самой работе-то он еще и не спросил.
— Ну, так что же, хозяйка, то есть… — замялся Матахатиро, не в силах подыскать нужное обращение.
— Меня зовут О-Тоё. И вы зовите меня так же, — сказала женщина и неожиданно рассмеялась высоким надтреснутым голосом, обнажив мелкие белые зубы.
«И впрямь, какая же она хозяйка — она ведь никому не жена».
— Мой муж… ну, господин… Он такой порочный человек. Вам, поди, уже Сагамия обо всем насплетничал. Я ему не жена, но живу у него на содержании, вот так, — О-Тоё на мгновение игриво высунула язык. Матахатиро отметил, что несмотря на сомнительный статус, вела она себя достаточно раскованно.
— Простите. Так какую же все-таки работу вы хотите мне поручить?
— Вы видели собачку? Каштановую?
Похоже, она имела в виду ту самую собаку, что, безмятежно развалившись, спала у входа в дом.
— Да, видел.
— Так вот, возможно, то, что я скажу, покажется вам странным. — О-Тоё заговорила полушепотом и кокетливо поманила Матахатиро к себе. Когда он пододвинулся поближе, О-Тоё перегнулась к нему прямо через хибати. Ее лицо, гладкое, как тутовый шелкопряд перед окукливанием, вплотную приблизилось к Матахатиро, так что он даже почувствовал исходивший от женщины приятный аромат. «Появись сейчас внезапно ее хозяин Такурая, хлопот не оберешься», — подумал Матахатиро, но продолжал внимательно слушать.
— Эту собачку зовут Мару. И последнее время за ней стали охотиться.
— Охотиться? Что вы имеете в виду? Кто-то хочет ее украсть?
— Может быть, украсть, а может быть и убить… — О-Тоё впилась взглядом в Матахатиро.
Ее лицо оставалось неподвижным, только зрачки черных глаз слегка подрагивали. Матахатиро впервые сидел так близко, лицом к лицу, с чужой женщиной. От охватившей его неловкости, он отвел глаза в сторону:
— Ну и дела…
— Теперь вы понимаете, почему я так боюсь! — воскликнула О-Тоё, не меняя серьезного выражения лица.
«Теперь понятно, зачем ей нужен собачий телохранитель», — подумал Матахатиро.
Он вдруг вспомнил один эпизод, который случился около двух месяцев назад холодным зимним вечером.
Тревожный крик, внезапно раздавшийся за окном, заставил Матахатиро выскочить на улицу. Люди сбегались со всех сторон, и тесный закоулок в мгновение ока наполнился жителями близлежащих трущоб. Мимо рабочих, занятых возведением ограды, еле переставляя лапы, плелся большой белый пес. Пес был явно нездоров и изможден. Неожиданно он остановился, два-три раза кашлянул, словно астматик, и, взглянув на окружавших его людей, поковылял было дальше, но, сделав еще несколько шагов, повалился на дорогу.
В это мгновение толпа, безмолвно наблюдавшая за собакой, загудела, как потревоженный улей. В доме монаха Гэнсити, прямо на земляном полу быстро соорудили плотный соломенный настил. Несколько мужчин подхватили пса и бережно, словно драгоценность, перенесли его на солому. Другой мужчина стрелой выскочил за дверь и умчался прочь — как потом выяснилось, чтобы доложить обо всем домовладельцу Рокубэю.
На следующее утро этот пес, до отвала набив себе брюхо едой, которую накануне принесли соседи, лениво поднялся и как ни в чем не бывало отправился восвояси. Скорее всего, он случайно забрел в этот переулок, спасаясь от голода и холодного ветра. Псу-то хоть бы что, а вот Гэнсити, монах-
Сборник «Тигриное Око» — это двенадцать «исторических драм», написанных современными писателями о прошлом Японии, об эпохах, ушедших безвозвратно, но до сих пор хранящих обаяние тайны. Читатель найдет здесь немало историй о благородных самураях, об их кодексе чести и воинских умениях, о секретных приемах мастеров фехтования Кэндо, передававшихся из поколения в поколение. Эзотерическая техника одного из них и послужила названием заглавного рассказа сборника. В книге есть и другие истории — например, о слепом певце-сказителе, поющем баллады о падении дома Тайра, или о самурае-филантропе и его несбывшейся любви, или о голове казненного сановника.
Сборник «Тигриное Око» — это двенадцать «исторических драм», написанных современными писателями о прошлом Японии, об эпохах, ушедших безвозвратно, но до сих пор хранящих обаяние тайны. Читатель найдет здесь немало историй о благородных самураях, об их кодексе чести и воинских умениях, о секретных приемах мастеров фехтования Кэндо, передававшихся из поколения в поколение. Эзотерическая техника одного из них и послужила названием заглавного рассказа сборника. В книге есть и другие истории — например, о слепом певце-сказителе, поющем баллады о падении дома Тайра, или о самурае-филантропе и его несбывшейся любви, или о голове казненного сановника.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.