История сыска в России. Книга 2 - [34]

“Мне это было необходимо, — писал Каплун по этому поводу Гартингу, — для укрепления положения. Теперь все — и социал-демократы, и прочие — извиняются и молят, произносят тирады о моей честности”…

Тем не менее Каплун поспешил уехать в Париж, а Гартинг не замедлил отправить его в Россию. 25 декабря Каплун, получив от жандармского офицера в пограничном пункте Вержболово железнодорожный билет и 20 рублей (в чем дал расписку), выбыл в Петербург.

Другим сотрудником был Лев Соломонович Шварц. Он состоял секретным сотрудником Одесского охранного отделения. В 1907 году Департамент полиции предложил заведующему заграничной агентурой взять Шварца в число своих сотрудников. Гартинг согласился принять его на службу для Женевы при условии, что “он может подойти к эсерам или анархистам”. После этого Шварц был командирован в Париж, причем заграничный паспорт и 125 рублей на дорогу он получил лично от заведующего Особым отделом Департамента полиции. В июне 1908 года был объявлен предателем известный уже нам секретный сотрудник Л.Д.Бейтнер. Этот Бейтнер был, однако, не только предателем, но и провокатором: он спровоцировал П.А.Кракова на покушение, дал ему денег и пр., и Краков поехал убивать министра юстиции Н.Е.Шуравьева, но по приезде в Петербург был немедленно арестован с браунингом в кармане (июль 1904 г.).

В том же 1908 году был раскрыт провокатор Вячеслав Александрович Кенсицкий. Окончил 7 классов гимназии, бывший служащий варшавского магистрата. Известен был в революционной среде под кличками Метек, Феликс и Ипполит. В 1904 — 1905 годах состоял секретным сотрудником Варшавского охранного отделения. С 1906 года Кенсицкий “работал с пользою в заграничной агентуре”. В 1908 году, во время похорон Гершуни в Париже, Кенсицкий был опознан Бакаем, который лично знал его как осведомителя охранки. 12 апреля 1908 года был объявлен провокатором парижской группой эсеров-максималистов. По этому поводу заведующий заграничной агентурой доносил Департаменту полиции, что “провал Кенсицкого чрезвычайно чувствителен агентуре” и ходатайствовал о выдаче Кенсицкому пособия в 5 тысяч франков ввиду намерения его уехать “ради безопасности” в Америку. По агентурным сведениям парижского бюро заграничной агентуры летом 1910 года Кенсицкий имел свидание с Бурцевым, предлагая ему очень интересные для него документы, за которые хотел получить 500 рублей. У Бурцева будто бы такой суммы не оказалось, и поэтому сделка не состоялась.

Кроме Кенсицкого, Бакай разоблачил тогда же Моисея Гутмана. Гутман состоял секретным сотрудником Виленского охранного отделения под кличкой Турок Был рекомендован жандармским подполковником Рединым для заграничной работы. В 1908 году он прибыл в Париж и был принят жандармским ротмистром Андреевым (Рено), который помогал Гартингу в заведовании секретной агентурой, в число сотрудников заграничной агентуры. Жалованья получал 400 франков в месяц. Гутману было поручено проникнуть в местную группу эсеров, но так как он имел явку лишь к некоему студенту Мурашкину, то в организацию вступить ему не удалось. Тогда Андреев поручил Гутману, не теряя времени, сблизиться с Бурцевым и Бакаем. Гутман вошел в сношения с ними, но вскоре вызвал у них подозрение и под давлением Бакая признался в предательстве. Опасаясь разоблачения со стороны Гутмана, ротмистр Андреев отправил его 6 октября 1908 года в Россию под конвоем агента наружного наблюдения Анри Бинта.

Через две недели Гутман вернулся в Париж. Гартинг, опасаясь вреда, который он может принести, решил принудить его к отъезду, но предварительно добился от Гутмана официальной жалобы на разоблачившего его Бакая. 28 ноября того же 1908 года Гутман уехал в южную Германию, где он, как человек, “знающий немецкий язык, малярное и декоративное ремесло, мог найти спокойное существование”. На дорогу ему дали 200 франков. Не бесполезно привести здесь рапорт Гартинга от 2 ноября 1908 года, из которого видно, на какие дела готов был пуститься Гартинг, лишь бы избавиться от Бурцева и Бакая.

“Озабочиваясь, — писал Гартинг, — о сохранении интересов заграничной агентуры при крайне удручающих обстоятельствах, причиняемых пребыванием в Париже Бакая и Бурцева, я имел недавно обсуждение этого дела в парижской префектуре, причем мне было заявлено, что если бы имелся какой-либо прецедент в виде жалобы на Бакая со стороны кого-либо с указанием на воспоследовавшие со стороны Бакая угрозы, то это могло бы послужить поводом для возбуждения дела о высылке Бакая из Франции, хотя в префектуре не уверены в осуществлении Министерством внутренних дел его предположения”.

Ввиду этого Гартинг придумал такой план: “Пользуясь известным чувством злобы, возбужденной Бакаем в Турке (Гутмане), находящемся в Вильно, можно было бы надлежащими переговорами добиться согласия Турка на представление российскому генеральному консулу в Париже жалобы с указанием в таковой, что он, Гутман, прибыв в начале августа в Париж для детального изучения шапочного ремесла, попал в компанию русских, из числа коих некто Бакай, проживающий по ул. Парка Монсури, 24, стал склонять его, Гутмана, войти в состав группы русских революционеров и при его, Гутмана, на то несогласии грозил принятием насильственным мер до смертного насилия включительно, ввиду чего он, Гутман, боясь насилия, бежал из Парижа в Россию, потерпев, кроме нравственного потрясения, еще и материальные убытки, и на что он, Гутман, принося жалобу г. консулу, просит его о преследовании в отношении Бакая”.