История сыска в России. Книга 2 - [35]

Если бы действительно от Гутмана поступила таковая жалоба на имя российского генерального консула в Париже, то я смог бы ее направить в префектуру, причем обстоятельство это, во всяком случае, в известной степени способствует делу высылки Бакая.

Однако планы Гартинга не осуществились, и вместо Бурцева с Бакаем сам он поспешно покинул Париж.

1909 год ознаменовался провалом Азефа, Гартинга и ряда крупнейших провокаторов. Бурцев вел в течение всего 1908 года усиленную борьбу с ЦК партии эсеров, настаивая на объявлении Азефа, члена ЦК, главы “Боевой организации”, провокатором. Эсеры были вне себя от этих обвинений, и жизни Бурцева угрожала серьезная опасность: восторженные почитатели Ивана Николаевича (Азефа) серьезно готовились к убийству разоблачителя, или, как они думали, клеветника.

Однако, когда Азефу были представлены обвинения в окончательной форме, Азеф бежал.

Гартинг имел своих людей среди эсеров и, кроме Азефа, передал 6 января 1909 года в Департамент полиции главные данные, сообщенные по делу Азефа конспиративной следственной комиссией собрания левых эсеров 1 января в Париже.

Данные, приведшие конспиративную комиссию к заключению о провокаторстве Азефа, были следующие:

1. Первые подозрения о провокационной деятельности Азефа явились у Гершуни, который будто бы в бытность свою еще в Шлиссельбургской крепости, обсуждая провалы, вместе с Мельниковым натолкнулся на Азефа.

2. При провале Северной боевой дружины особенно казалось подозрительным то обстоятельство, что провал приписывался некоему матросу Масокину; на него шли намеки из петербургской “охранки”, и почему-то то же самое стали говорить и члены ЦК При ликвидации этой дружины охранное отделение знало в совершенной точности, где, когда и как брать, кто был с бомбой и кто с револьвером, что могло быть известно только лишь в верхах боевой дружины; обстоятельство же отвлечения внимания на Масокина, исходившее от охранного отделения, и повторение этого имени ЦК, указывает, что предатель имел связь или входил в ЦК.

3. Покушение на взрыв Государственного совета. ЦК известно, что взрыв этот должен был выполнить некий Кальвино-Лебединцев. Но о том факте, что Кальвино и Лебединцев одно и то же лицо, никто, кроме Азефа, в России не знал; один из эсеров сообщил в партии, что Азеф, встретясь с ним на Невском проспекте, проговорился, что арестованный Кальвино есть Лебединцев.

Далее интересен эпизод с записной книжкой Лебединцева: она была захвачена при обыске финляндскими властями, о чем узнал Бурцев, бывший в то время в России. Бурцев какими-то путями у финляндских властей эту книжку добыл и передал ЦК, откуда она исчезла и очутилась в распоряжении петербургской “охранки”. Но и это обстоятельство не могло бы объяснить, что Кальвино есть Лебединцев, ибо это в книжке не было обозначено.

4. К этому же времени относится сближение Бурцева с Бакаем и обоюдные их сношения с чинами “охранки” с целью добыть списки провокаторов. Список этот они достали, но явно умышленно ложный, так как в нем был в числе других Карл, но не было Азефа. К списку приложены были какие-то две фотографические карточки.

5. Наконец, о том, что Азеф состоял сотрудником охранного отделения, стали поступать сведения от петербургских, московских и саратовских филеров, находившихся в сношениях с эсерами, и от одного служащего у жандармского офицера Кременецкого, который, будучи недоволен тем, что его не отличают за его заслуги, решил отомстить своему начальнику и написал в ЦК письмо, хранимое при делах, с указанием на провокаторскую деятельность Татарова и Азефа.

6. Такие же письма, но уже анонимные, поступили в ЦК и из Департамента полиции, но Азеф в одном назывался кличкой Виноградов, а в другом Рыскин или Раскин… В седьмом пункте говорилось, что несочувствовавшие Азефу или подозревавшие его неизменно проваливались.

Бурцев, подбиравший шаг за шагом доказательства виновности Азефа и видя недоверие ЦК эсеров, решил добиться и добился в сентябре 1908 года свидания (в поезде между Берлином и Кельном) с бывшим директором Департамента полиции А.А.Лопухиным. Последний подтвердил ему, что Азеф был провокатором. Но и после этого пришлось долго бороться, пока наконец 26 декабря 1908 года Азеф был объявлен провокатором официально.

Затем явившийся за границу Меньшиков открыл Бурцеву настоящее имя Гартинга. Еще до этого Гартинг доносил Департаменту полиции 6 января 1909 года, что “Бурцев в крайне интимной беседе высказался, что Гартинга надо убрать во что бы то ни стало”…

В марте 1909 года была разоблачена в Париже провокаторша Цетлин, работавшая за границей. Об этом писал (6 апреля 1909 года) заведующий Особым отделом Департамента полиции Климович, рассказывая, как за 16 дней до этого была арестована в Париже русскими революционерами сотрудница Петербургского охранного отделения эсер Мария Цихоцкая, носившая на самом деле имя Татьяны Максимовой-Цетлин.

“Случаю этому, — излагал Климович, — предшествовали следующие обстоятельства: Татьяна Цетлин начала свою работу в качестве секретной сотрудницы при Петербургском охранном отделении с 1907 года. Сначала она обслуживала деятельность военной организации партии эсеров, а затем было решено ввести ее в заграничные боевые центры, ввиду чего после ликвидации военной организации в начале 1908 года она в апреле того же года выехала в Женеву, где вошла в связь с проживающим там русским эмигрантом Лазаревым, который, желая использовать Татьяну Цетлин для боевых целей, осенью 1908 года направил ее вместе с нелегальным Синьковским (настоящая фамилия Деев, будто бы бывший офицер Красноярского гарнизона, обвинявшийся в 1905 году в убийстве своего командира) в Париж в распоряжение Минора.