В ПАМЯТЬ ДЕКАБРИСТОВ — ВЕДРО ПИВА
Съезд, на котором было заложено основание Российской социал-демократической рабочей партии, прошел, как это ни странно, мало замеченным, и в розыскной летописи оставил след мимолетного эпизода.
Единственными свидетелями социал-демократического “рождества” было несколько “летучих” филеров. Они следили за Б.Эйдельманом, которого окрестили Лохматый. 27 февраля Эйдельман привел их из Харькова в Минск. На другой день он посетил дом на Захарьевской улице и виделся там с интеллигентом-евреем, которому филеры дали кличку Черный. То был А.Я.Мытникович.
Так Департамент полиции подошел близко, с самому центру Еврейского рабочего союза. Мог ли думать Эйдельман, твердящий все время о конспирации, что свидание на Захарьевской улице приведет к провалу? И что на след минских совещаний навел сыщиков он сам, главный организатор учредительного съезда?
Но следует отдать ему должное: с внутренней стороны конспирация при созыве минского съезда была проведена образцово. Правда, когда филеры заметили появление в Минске других наблюдаемых, известных им по Киеву, Департамент полиции почуял недоброе и телеграфировал Зубатову: “Тучапский, Эйдельман и Вигдорчик находятся в Минске при трех филерах. Командируйте немедленно помощь”.
Но съезд уже прошел. Относительно его характера “охранка” долго еще оставалась в неведении, даже Зубатов не имел вполне точных сведений, хотя в совещаниях участвовал представитель Москвы. Вот что, например, сообщал он Ратаеву:
“По имеющимся конфиденциальным сведениям, съезд представителей нескольких местных революционных организаций, провозгласивших объединение последних под общим названием “Российской социал-демократической рабочей партии”, состоялся в Минске 1 — 2 марта минувшего года. Участниками названного съезда были: привлеченные уже к дознаниям Борух Эйдельман (представитель от группы, издававшей “Рабочую газету”), Абрам Мытникович и Арон Кремер (от Общееврейского рабочего союза в России и Польше), Казимир Петрусевич (от Екатеринославского кружка), Павел Тучапский (от Киевского “Союза борьбы за освобождение рабочего класса”), Александр Вановский (от такового же союза в Москве), один делегат минских социал-демократов и одно лицо, оставшееся неарестованным…” В сноске к этому месту было сказано: “Негласно поднадзорный дворянин Рудольф Иванов Данилович, живший до сентября в Петербурге, откуда отметился в Варшаву”.
И далее: “Общие собрания участников съезда (7 — 8 человек) проходили в одном из домов на Захарьевской улице (вероятно, в квартире арестованного в июльскую ликвидацию Петра Румянцева). Вопросами по заранее составленной программе на съезде были: размеры компетенции Центрального Комитета партии, степень автономности местных групп, их наименование, характер отношения к партиям: Польской социалистической, “Народного права”, социалистов-революционеров и пр. Главнейшие постановления минского съезда опубликованы в известном “Манифесте” Российской социал-демократической партии. Инициатива съезда и руководство его занятиями принадлежали, по-видимому, представителю южно-русских рабочих организаций Б.Эйдельману, а главными сотрудниками в этом деле были, вероятно, Мытникович, Кремер и Румянцев”.
Из приведенного документа видно, что сам Зубатов даже почти год спустя не имел точных сведений о съезде; ему не был известен представитель минской социал-демократической группы Кац; о присутствии на съезде петербургского делегата Радченко он, очевидно, и не подозревал, наоборот, был указан Данилович, который, насколько нам известно, к съезду отношения не имел; наконец, Вигдорчик, которого филеры видели в Минске, почему-то совсем не упомянут.
Несомненно, в работе с минским (историческим) съездом “охранка” дала маху.
Еврейское рабочее движение, зародившееся в начале 90-х годов, оформилось на съезде в Вильно 25 — 27 сентября 1897 года, когда возник Всеобщий еврейский рабочий союз, который принято именовать ради краткости Бундом.
Когда после успешного разгрома южных организаций Зубатов встал фактически во главе всего политического розыска империи, первой его заботой было желание обзавестись хорошим осведомителем в бундовской среде. Для этого ему надо было сделать пробный улов, и с такой целью он закинул сети в тихие воды жандармских воеводств, где при невольном попустительстве дряхлевших полицейских генералов еврейский пролетариат плодился и множился с угрожающей быстротой.
Зубатову вообще очень везло, не изменило ему счастье и в этом случае: за четыре месяца он успел выявить центральных деятелей Бунда, нанес затем последнему сокрушительный удар и в то же время обзавелся ценной агентурой.
Надо признать, в розысках по делу Бунда медниковские молодцы проявили чудеса: в незнакомых городах и местечках, не зная местных обычаев, не понимая ни слова по-еврейски, московские филеры целыми месяцами толклись возле еврейского гетто, жившего обособленно и относившегося крайне подозрительно ко всякому пришлому; они удачно, “на глаз”, намечали себе лидеров и затем цепко держались за них, тащились за ними из города в город.
