История советской фантастики - [52]

В ноябре 1979 года оба тиража были отпечатаны. Сразу же из типографии, минуя базу в Столешниковом переулке, по пять тысяч экземпляров каждого «Лунариума» было отправлено, соответственно, в «Книжный мир» на Кузнецком мосту и в Центральный Дом книги на Калининском проспекте. Благодаря путанице, вызванной полным внешним сходством двух книг, все полученные магазинами экземпляры были проданы без помех в течение первого же дня 17 ноября. Руководство Секции тоже некоторое время было дезориентировано. Истерический телефонный звонок днем 17 ноября Анатолия Спирина домой Кургузову и его слова о том, что «в Доме книги на Калининском поступил в продажу „Лунариум“ — антисоветский альманах фантастики», был сочтен Степаном Петровичем за проявление старческого маразма его соратника. Как раз накануне он лично получил из «Молодой гвардии» десять авторских экземпляров альманаха со своей «Катапультой» и один водрузил на полку. «Я, что ли, антисоветчик? Совсем сдурел, пенек старый!» — буркнул в ответ Кургузов и, больше ничего не слушая, бросил трубку…

Приведя этот любопытный обмен репликами со слов самого С.Кургузова, журналист Макс Дейч в статье «„Лунариум“, десять лет спустя» («Столица», 1989 год) далее замечает: «Уже через два дня уловка Щербакова была раскрыта, остаток „незаконного“ тиража конфискован и сгинул в необъятных подвалах мрачного здания на площади Дзержинского. Все надежды, что руководители Союза писателей, прочитав злополучный альманах, внезапно прозреют и дадут возможность выпускать его и далее, были, без сомнения, тщетными, а сам „партизанский“ поступок Влада Щербакова — мальчишеством чистейшей воды. Наоборот, злобное негодование оскорбленных в своих лучших чувствах членов кургузовской Секции уничтожило даже малейшую возможность „других“ фантастов хоть каким-то образом ужиться с „официальными“ творцами НФ. Случай с „Лунариумом“, скорее всего, дал лишний повод Степану Кургузову вновь „крепче сплотить ряды“, удвоить дисциплину, утроить бдительность и еще раз обозначить Секции ее законное место в „идеологической схватке двух систем“. (…) Но был ли поступок Владимира Щербакова бессмысленным, „вредным“ и „провокационным“, затормозившим будто бы „поступательное движение к компромиссу“ — как позднее выражались некоторые „либералы“ от НФ? Не думаю. В царстве лени, тоски, мертвой апатии Владимир Щербаков был одним из немногих, кто не струсил, рискнул всем, что у него было. Несколько тысяч синих книжек „Лунариума“ разлетелись по стране, и они-то были настоящим глотком свободы, первой ласточкой, которая возвестила о весне задолго до самой весны…»

Из всех причастных к созданию альманаха арестован был только один Щербаков: он предусмотрительно организовал все дело так, что привлечь к уголовной ответственности можно было лишь его одного. С остальными «разобрались» привычными методами. Виктор Ерофеев и Евгений Попов были тотчас же исключены из Союза писателей, Сергей Потапов уволен с работы; все рукописи Евгения Велтистова и Мориса Симашко, принятые в различных издательствах и журналах, были сразу же возвращены авторам. Ничего не могли сделать с Филипом Диком, зато переводчице И.Гуровой мелко отомстили: сделанный ею по договору с издательством «Мир» перевод «Опрокинутого мира» Кристофера Приста, уже одобренный редакцией, был без объяснения причин отвергнут. По слухам, госбезопасность была особенно зла на обманувшего ее автора «Омона Ра», и, памятуя предупреждение Юрия Андропова, Виктор Пелевин на несколько лет исчез из Москвы.

Особой экзекуции был подвергнут Донат Быков, член кургузовской Секции и, стало быть, настоящий изменник. Чтобы неповадно было другим, поведение Быкова решено было обсудить на расширенном заседании Президиума Секции. Друзья уговаривали Д.Быкова не ходить на судилище, но у того были крепкие нервы — и он выслушал всё сполна. Через десять лет в предисловии к репринтному переизданию «Лунариума» Донат Быков поделится своими впечатлениями: «Присутствовала вся Секция, от мала до велика. Члены Президиума сидели за длинным столом и возмущенно шевелили руками: казалось, копошится множество змей. В середине председательского стола сидели Степан Кургузов, Владислав Понятовский и Юрий Бондарев. Бондарев не произнес ни слова, но свое негодование, выражал мимикой — то за лоб схватится, то руки возденет. Главным спикером был Понятовский. Вопросы были обычные, гнусные: как додумался до такого мерзостного дела? понимаю ли, какой ущерб нанес авторитету и Секции, и всей страны? как отношусь к тому, что мое имя используется на Западе реакционными кругами? Щербакова называли „агентом-провокатором“, „ловцом душ“, говорили, что у него счет в швейцарском банке и уже оформленная виза на выезд в Израиль…» Сам рассказ Быкова, включенный в альманах, был аттестован однозначно: «Это мусор, а не научная фантастика, что-то близкое к графомании» (слова С.Кургузова). Ожидалось, что автор покается, после чего его всё равно исключат из Секции за дискредитацию высокого звания писателя-фантаста. Автор, однако, не покаялся, а сам выложил на стол заявление о выходе из Секции. Это сценарием не было предусмотрено. Поэтому в отчете, опубликованном многотиражкой «Московский литератор», так и остались слова «единогласно исключен из рядов».