История Советского Союза: Том 2. От Отечественной войны до положения второй мировой державы. Сталин и Хрущев. 1941 — 1964 гг. - [51]

Во время этой фазы операции произошло также единственное за всю войну посещение Сталиным фронта. Район боевых действий он посетил между 3 и 5 августа в условиях полной секретности: само командование фронта было предупреждено об этом лишь в самый последний момент, когда Сталин уже был на месте. Вспоминая об этом эпизоде много лет спустя, некоторые военачальники, например Воронов, отозвались о нем с едкой иронией: «Странная, ненужная поездка»[34]. Другие, напротив, рассказывают об этом с почтительным преклонением[35]. Из всех описаний, во всяком случае, видно, что речь шла об очень формальном визите. Любопытно, что Сталин поехал не на один из тех участков фронта за Курском, где кипело сражение, а севернее, где только шла подготовка к наступлению. С войсками он никакого соприкосновения не имел; краткая встреча произошла лишь с высшим фронтовым командованием, но и этот контакт не имел большого практического значения. Понятно, почему подобный опыт больше не повторялся: никому это не было нужно[36]. На фронте Станину было передано сообщение об освобождении Орла и Белгорода, и отсюда он отдал приказ о том, чтобы победа была в тот же вечер отмечена в Москве мощными залпами артиллерийских орудий[37]. Так было положено начало знаменитому ритуалу, которым отныне в стране будут возвещаться все крупные успехи советского оружия: сначала сообщение, прочитанное по радио звучным голосом самого знаменитого из дикторов — Левитана, а потом орудийный салют[38].

После войны советские историки и генералы не раз упрекали своих западных коллег в недооценке значения Курской битвы[39]. Сами они ставят ее в один ряд с Московским и Сталинградским сражениями и считают третьим — и решающим — этапом на пути к полному разгрому немцев на русском фронте. Такая оценка подкреплена убедительными /93/ доводами. Гитлер выделил для своего третьего наступления лучшие войска и лучших генералов из всего, что у него еще оставалось, — и те и другие были разбиты[40]. После Сталинграда именно Курск явился тем ударом, который ознаменовал неотвратимый закат вермахта. По количеству участвовавших в сражении войск — в общей сложности 4 млн. человек с обеих сторон — эта битва даже превосходила самые знаменитые из предыдущих сражений[41]. Захватчикам на этот раз не помогла даже летняя пора. Битва под Курском открыла путь к последующим великим освободительным наступлениям Красной Армии: впереди была еще долгая и тяжелая война, но отныне войска Сталина будут неудержимо продвигаться только в одном направлении — на запад. Смертельный кризис нацистской Германии начался.

Решающее значение под Курском имело численное превосходство советских войск, которое оборачивалось теперь качественным превосходством всей военной машины СССР. Это превосходство было дополнено окончательным завоеванием господства в воздухе, что имеет огромное значение в современной войне. Контроль над воздушным пространством долго принадлежал немцам и облегчал им их наступления. Но уже во второй фазе Сталинградской битвы соотношение сил стало меняться. Весной 1943 г., когда непогода затрудняла полеты над северными флангами фронта, воздушные бои велись преимущественно на его крайнем южном фланге, в прилегающих к Кавказу районах, и в частности над Таманским полуостровом, который немцы еще удерживали в своих руках: гитлеровская авиация вышла побежденной из этих боев. Под Курском советских самолетов было больше немецких не только числом — они оказались также способными эффективно наносить удары по вражеским аэродромам еще до начала сражения. По окончании битвы они были хозяевами неба. Превосходство в воздухе, обеспеченное авиазаводами, которые работали теперь в тылу на полную мощность, сыграет определяющую роль во всех последующих операциях вплоть до конца воины[42].

Форсирование Днепра

Последние бои в ходе Курской операции совпали с началом общего наступления Красной Армии по всему фронту. В советском командовании существовали две противоположные концепции насчет того, как его вести. Некоторые военачальники, самым авторитетным среди которых был Жуков (но того же мнения придерживались Ватутин и часть работников Генерального штаба), настаивали на том, чтобы наступление велось с помощью крупных операций по окружению вражеских войск. Идея такого рода уже выдвигалась, правда безуспешно, когда речь шла о немецких частях в районе Орла и Харькова. Теперь, когда ставилась задача продвигаться дальше, Жуков вновь предлагал ее. От Харькова, по его мнению, советские /94/ войска должны были нанести удар на юг, чтобы еще раз попытаться окружить немецкие дивизии в Донбассе. Но этим проектам воспротивился Сталин, которого поддержали другие руководители Генштаба. Он опасался, как объясняют непосредственные участники этих споров, что на подготовку подобных операций уйдет слишком много времени. Не исключено, что его жгло воспоминание о зимней неудаче предыдущего года. Как бы то ни было, он потребовал, чтобы наступление велось фронтальными ударами с тех позиций, которые уже были прочно завоеваны войсками. Сейчас нам трудно оценить верность каждого из этих тезисов с точки зрения практического результата. Однако в целом этот спор остается интересным для понимания того, как функционировало во время войны советское командование. В конечном счете было сделано так, как хотел Сталин. Сам Жуков предпочел не настаивать, хотя позже он сожалел об этом, потому что по-прежнему был убежден, что принятие его предложений позволило бы добиться более быстрых и значительных результатов[43].