История советского библиофильства - [4]
Покойный автор предлагаемой книги был и ученым, и мыслителем, и другом книги, и книголюбом, и книгособирателем и библиофилом. Немного еще надо сказать только о том, каким был он историком. То, что он «библиофилии» — качеству отдельных библиофилов — противопоставил библиофильство как общественное явление и советское, более демократичное, движение противопоставил дореволюционному — любительскому, аристократически-снобистскому книголюбству или любованию отдельными редкостями, — безусловная заслуга.
Настоящая книга продолжает издания «О людях и книгах» и «Русские книголюбы». В первой и второй главах новой — посмертной — книги своей П. Н. Берков отчасти повторяет некоторые материалы, освещенные уже в его первых книгах. Сюда относятся места, где говорит он об антологии «Похвала книге» И. А. Шляпкина, о «Кружке любителей русских изящных изданий». По поводу деятельности последнего стоило бы упомянуть, что неоспоримой заслугой «Кружка» останется издание Гоголевского «Невского проспекта» с иллюстрациями Д. Н. Кардовского и, конечно, «Материалов для библиографии русских иллюстрированных изданий».
Очень ценно в новой книге П. Н. Беркова все, что говорит он на основании весьма мало известных материалов об опыте организации первого библиофильского объединения в Москве, связанного с именем Н. М. Лисовского, неутомимого пропагандиста книговедения, науки о книге, выделяемой им из общей науки библиографии.
Большою заслугою П. Н. Беркова является его постоянное внимание к состоянию издательского дела и книжной торговли в советском революционном государстве в ранние годы и в последующие десятилетия вплоть до 50-летнего юбилея Советской власти. Известные дополнения автору данного вступления надо сделать, пожалуй, только к третьей главе книги П. Н. Беркова, где рассказывается о деятельности московского Русского общества друзей книги в 1920-х годах. Бывший одним из его основателей и затем его весьма активным членом, автор этих строк, как указано, не смог полностью передать П. Н. Беркову всех данных о деятельности РОДК) тем более о его «внутренней истории».
Русское общество друзей книги возникло в начале 1920-х годов по общественной инициативе передовой части русской интеллигенции, как старой, дореволюционной, принявшей без оговорок новую, Советскую власть и ставшей добровольно сотрудничать с нею, так и молодой, перед которой революция открыла возможности творческого участия в бурно развивавшемся культурном строительстве. В составе учредителей и руководства, затем основного ядра Русского общества друзей книги (принявшего это последнее наименование сознательно в противоположность и Кружку любителей в старом Петербурге, и предлагаемому Н. М. Лисовским Обществу библиофилов) были работники музеев, как В. Я Адарюков, писатели-искусствоведы, как П. Д. Эттингер, деятели издательства и вполне «интеллигентских» книжных магазинов, как Д. С. Айзенштадт и А. М Кожебаткин. К «старшим» принадлежал и обаятельный собеседник и изучатель русской литературно-художественной среды С. Г. Кара-Мурза. Пишущий эти строчки, только-что получивший звание профессора А. А. Сидоров; музейный работник, прекрасный знаток искусства Н. В. Власов; недавний военный А. М. Макаров; букинист, человек редкого художественного чутья А. Г. Миронов — упомянуты с большей или меньшей степенью подробности в третьей главе книги П. Н. Беркова. В обществе почти участия не принимал М. П. Келлер. По первому плану, задуманному более тесною группой учредителей РОДК, А. М. Кожебаткин был бы в нем представителем старой (подразумевалось — XVIII–XIX вв.) русской книги, М. П. Келлер — специалистом по книге зарубежной. Вскоре и М. П. Келлер и А. М. Кожебаткин перестали принимать участие в РОДК. Отошел от общества и Н. Н. Орлов. С Русским библиографическим обществом отношения РОДК не были ни регулярными, ни тесными. Наоборот, некоторые выступления, в РОДК встреченные с общим сочувствием (доклады старейшего букиниста П. П. Шибанова и др.), в Библиографическом обществе встречали критику. РОДК, однако, имел другую «базу», о которой П. Н. Берков не сказал; но отделение «библиофильства» от научной, исторической, литературной или искусствоведческой работы не позволяет восстановить полную культурную картину жизни Москвы 1920-х годов.
Одновременно с РОДК была в Москве под эгидой Наркомпроса и лично А. В. Луначарского создана обширная Государственная академия художественных наук, в составе которой стала работать вначале специальная Полиграфическая секция, затем Библиологический отдел и Комиссия графических искусств. Двухтомник «Книга в России» (1924–1926), издававшийся в те же годы малотиражный журнал «Гравюра и книга» были в не меньшей мере органами этих отделов ГАХН, как и РОДК. Все более специальные, исторические или теоретические темы выносились в ГАХН, где сотрудничали В. Я. Адарюков, П. Д. Эттингер и пишущий эти строки; активно работавшие и в государственном и в любительском объединении молодой, рано погибший М. С. Базыкин и пожилой, бывший «протоколистом» РОДК, в дореволюционное время педагог (и стихотворец!) И. К. Линдеман. РОДК, с его дружескими еженедельными собраниями в Московском Доме ученых, носило характер «клуба», чуждавшегося дискуссий, зато устраивавшего регулярные выставки, литературные вечера, аукционы, выступления артистов. Зато доклады таких книговедов, как М. Н. Куфаев, искусствоведов, как Н. Н. Пунин, устраивались в ГАХН. Мало-помалу в литературной секции ГАХН сосредоточилась деятельность таких крупных московских ученых, как М. А. Цявловский и В. В. Вересаев. В. Я. Адарюков и пишущий эти строки равномерно делили свои труды между ГАХН, РОДК и (в последние годы десятилетия) Гравюрным кабинетом Музея изобразительных искусств.
