История Смотрителя Маяка и одного мира - [229]

— Я так и знал, — кивнул Оланзо, сокрушённо качая головой, — я так и знал! Малум, которому я так доверял, который был единственным человеком в этом проклятом месте, Малум, которому я доверял свои сомнения — он предал меня! Негодяй! Я его уничтожу, — король в волнении подошёл к письменному столу, взял стеклянную чернильницу и стал нервно сжимать её в руках, но Форин, мгновенно оказавшись рядом, мягко остановил его и подложил лист бумаги:

— Вот, лучше напишите приказ об отстранении от должности и суде, — сказал Смотритель.

И Оланзо стал тщательно выписывать буквы распоряжения, что-то шепча при этом, как будто не в себе, так что Унимо стало тоскливо и жутко и в очередной раз захотелось оказаться как можно дальше отсюда.

Убедившись, что король сам вполне справляется с задачей — более того, принялся за дело с воодушевлением, — Форин вернулся в кресло и равнодушно наблюдал за своей марионеткой, к ещё большей тоске Унимо.

Словно почувствовав неладное, явился и сам главный птичник. Бледный, похожий на призрака стражник королевских покоев, потеряв всю свою охранную сущность и оставшись просто шелухой, объявил: «Тар начальник Королевских Птицеловов испрашивает дозволения говорить с Сэйлори».

— Что? — вздрогнул Оланзо, а затем его лицо, как нагретый воск, расплылось в неприятной улыбке. — Конечно, пусть войдёт! Я и сам не прочь поговорить с таром Малумом.

Главный птичник лишь слегка приподнял брови, заметив в приёмной короля незнакомцев. Но его чутьё охотника, которое довольно легко оборачивается чутьём жертвы, кричало о том, что его загнали в нору, каким бы невероятным это ни казалось.

— Дорогой мой преданный Малум, как хорошо, что вы зашли, — ядовито произнёс король. И этот неприятный переход на «вы» уже прозвучал для Малума приговором. — У меня есть кое-что для вас.

С этими словами он шагнул к птичнику и протянул ему свеженаписанный приказ.

Малум пробежался глазами по тексту и изумлённо взглянул на короля.

— Мэйлори, это, должно быть, ошибка…

— Никакой ошибки нет! — закричал Оланзо, которому надоело сдерживаться. Он смотрел в упор на своего недавнего друга, теперь наблюдая только жалкие ужимки пойманного предателя. — Кроме того, что я доверял тебе! А ты… ты оказался предателем. Самым главным из них!

В глазах Малума мелькнуло понимание — по крайней мере, он отвернулся от напоминающего рассерженного ребёнка короля и взглянул на Форина.

— Как вам угодно, Мэйлори. Но если позволите последний совет, то сейчас не лучшее время для таких резких решений. Вам нужна защита. Вы ведь и сами наблюдали всё это из окна, пока эти почтенные тарни не отвлекли вас.

Король замер — в его глазах мелькнула какая-то мысль, которая отчаянно пыталась спастись с тех пор, как Форин в первый раз взглянул на него.

Медлить было нельзя.

— Я хочу, чтобы вы, тар Малум, исполнили приказ своего короля, — сказал Форин.

Главный птичник не смог ничего возразить, хотя, в отличие от Оланзо, сохранил осмысленный взгляд, в котором плескалось целое море разочарования от такого глупого проигрыша. «Ещё один игрок», — подумал Форин, когда Малум, откланявшись королю, стремительно удалился.

А потом он услышал то, что не рассчитал — полный ужаса, словно застывший на гребне волны, единодушный вскрик толпы: главный птичник забрался на самую высокую башню дворца и прыгнул вниз — туда, где блестели в закатном солнце черепичные крыши дворцовых пристроек…

— Если вы хотели, чтобы я отговорил его, то вы опоздали, — в дверях королевской приёмной, в которую теперь, кажется, можно было входить без доклада, появился Айл-врачеватель Грави, вечная невозмутимость которого, учитывая обстоятельства, была особенно эффектна.

— Вы меня вызывали, Мэйлори, — пояснил он застывшему королю, — хотя хочу вам заметить, что не имею чести состоять придворным врачом, поэтому прошу не рассчитывать на то, что я всегда буду являться по первому вашему зову.

Форин улыбнулся: Грави, кажется, совсем не изменился. И явился очень кстати.

— Я не вызывал… — испуганно пробормотал король, зачем-то отступая к окну. Конечно, недавнее происшествие с сыном успело изгладиться из его памяти, и явление главного врачевателя душевных болезней в Тар-Кахоле мгновенно сложилось для него в зловещий знак.

Смотритель встал и поклонился своему старому другу.

— Как бы там ни было, Мастер Излечения, ты поразительно вовремя. Нашему королю требуется твоя помощь.

Грави переводил взгляд с короля на Форина, затем скользнул взглядом по креслу, в котором ни жив ни мёртв сидел, вцепившись в деревянные подлокотники, Унимо, и снова обратил свой взгляд на его учителя.

— И я рад тебя видеть, Мастер Смотритель. Но, кажется, Сэйлори имеет другое мнение насчёт необходимости лечения, — Грави смотрел исключительно в напоминающие иней глаза Форина, и обоим было ясно без слов, что происходит.

— Ты хочешь, чтобы я сказал это по-другому? — негромко спросил Форин.

Он не хотел угрожать старому другу, но, зная их общее упрямство, сложно было предпринять что-то более подходящее для разговора на равных. Смотритель отлично знал, что Грави не берёт в Дом Радости никого, кто не приходит сам. И в этом он разочаровал уже не одну сотню родственников, многие из которых, впрочем, действовали исключительно из «лучших побуждений». Несмотря на любые увещевания, врачеватель был непоколебим.