История Сицилии - [11]

* * *

Даже стричь себя он научил родных дочерей, не доверяя цирюльнику: и вот царские дочери, как рабыни, ремесленнически подстригали волосы и бороду отца. Но даже им доверял он не вполне, и когда они подросли, он отобрал у них бритвы и велел опалять себе бороду и волосы раскаленными ореховыми скорлупками.

К двум своим женам – сиракузянке Аристомахе и взятой из Локров Дориде – он приходил по ночам так, чтобы заранее все осмотреть и разузнать. Спальный покой его был окружен широким рвом, через который был переброшен лишь деревянный мостик, и он всякий раз сам за собою его поднимал, запираясь в опочивальне. Выступая в народном собрании, он уже не решался стоять прямо перед народом, а говорил свои речи с высокой башни[20].

Этот отрывок из «Тускуланских бесед» Цицерона (написанных, нужно отметить, спустя четыре столетия после смерти Дионисия) следует воспринимать не столько как исторический анекдот, сколько как пример экстравагантных побасенок, что окружают великих правителей, в особенности если те остаются у власти достаточно долго для того, чтобы приобрести отчасти культовый статус. Дионисий Старший правил не менее тридцати восьми лет, и этот период тирании Диодор называл «наиболее длительным и суровейшим в истории человечества». Как ему это удалось? Разумеется, он обладал всеми характеристиками, необходимыми для эффективного руководства государством, – мужеством, уверенностью в себе, высоким интеллектом, решимостью и даром красноречия (последнее качество всегда имело принципиальное значение в греческом мире). Но ясно, что было что-то еще, позднее проявившееся в других – очень и очень немногих – людях; речь об Александре Великом, Юлии Цезаре и Наполеоне. Можно рассуждать о харизме, о качествах «звезды» – да называйте как угодно. На самом деле это «что-то» невозможно определить наверняка; с уверенностью мы можем говорить только, что мы опознаем это «что-то», когда видим его, и что Дионисий Сиракузский обладал этим «чем-то» сполна.

Захватывает дух от того, сколь деликатно – другого слова здесь не подобрать – Дионисий шел к власти. Он не вступал в союзы ни с аристократией (к которой сам никоим образом не принадлежал), ни с народом; никогда не позволял себе считаться бунтарем или, хуже того, революционером. Его притязания опирались прежде всего на безопасность города и всех, кто в этом городе жил. Враг еще стоял практически у ворот; нового нападения можно было ожидать в любую минуту, и после провала в Акраганте и Геле других сиракузских полководцев – некоторые из них, что установили лазутчики Дионисия, вели тайные переговоры с Карфагеном – он скромно предложил, что теперь надлежит доверить верховное командование ему (и никому иному). Чтобы укрепить свои позиции, он взял в жены дочь Гермократа[21], за шурина которого выдал собственную сестру. Только когда утвердился на вершинах власти, он открыто выступил против своих потенциальных врагов.

Следующим шагом Дионисия было завладеть островом Ортигия – который занимает площадь около квадратного километра и всегда оставался районом для избранных; там находился и относительно недавно построенный храм Афины – и превратить его в свою личную крепость, разместить там дома ближайших друзей и единомышленников, а также обширные казармы для регулярного войска наемников и для части флотских экипажей[22]. Дополнительным преимуществом острова служил мост, который вел на сицилийский берег; этот подъемный мост – как и тот, о котором писал Цицерон, – мог оказаться полезным, если возникнет неприятная ситуация.

У него была первостепенная цель – укрепить свое владычество, приобрести столько власти и богатства, сколько будет возможно. В чем заключалось это владычество, определить не так-то просто: известно лишь, что тирания Дионисия отнюдь не ограничивалась Сиракузами. Можно предположить по сохранившимся намекам, что его власть распространялась на всю Сицилию за исключением дальнего западного края острова (который оставался в карфагенских руках), на большую часть южной Калабрии («мысок») и Базиликаты («супинатор») Апеннинского полуострова, а также на земли в устье реки По и даже на один или два «анклава» за Адриатикой, на побережье Далмации. Договор, заключенный с Афинами в 367 году до нашей эры, обещал тирану афинскую помощь в случае чьего-либо нападения на Дионисия или его потомков «в любом месте, которым правит Дионисий»; это одно из немногих международных соглашений в истории, заключенных непосредственно с главой государства, а не с конкретным государством.

Главным врагом Дионисия был, конечно, Карфаген. После нескольких лет, потраченных на укрепление своего положения на Сицилии, он начал всерьез готовиться к войне, вследствие чего на Сицилию потоком хлынули корабелы, ремесленники и военные инженеры, которые строили для тирана осадные орудия и катапульты (прежде на острове ничем подобным не пользовались); к концу 398 года подготовка завершилась. Еще до официального объявления войны Дионисий приказал разграбить крошечную карфагенскую торговую «факторию» в Сиракузах и уничтожить все карфагенские корабли, которым случится быть в гавани; большинство других греческих полисов на острове вскоре последовали примеру Сиракуз. Первой «внешней» целью стала Мотия