История Сепфоры, жены Моисея - [55]

По мере приближения к царскому городу дорога все больше отклонялась от берега, и вскоре они оказались в широкой долине, покрытой пальмовыми рощами, за которыми начинались холмы и желтые, цвета охры, скалы, указывавшие на близость пустыни, откуда их взору открылись наконец взнесенные в голубое небо остроконечные обелиски Фараоновых храмов. Их было около десятка. Самые большие храмы были окружены более низкими, словно одни выходили из других. Огромные сложенные друг на друга камни словно бросали вызов здравому смыслу. Их разрезавшие горизонт грани были таких сказочно колоссальных размеров, что утесы казались рядом с ними лишь ничтожными бугорками. Лучи солнца плясали на их зеркальных поверхностях и, словно масло, волнами растекались по прозрачному небу. Ведущая к храмам аккуратно вымощенная дорога была горячей от солнца.

Сепфора вспомнила рассказы Моисея о величественных храмах. Но то, что видели ее глаза, превосходило любое воображение. Все вокруг было гигантских, нечеловеческих размеров, даже каменные стражи с человеческими лицами и львиными телами.

Чуть дальше, за пирамидами, они увидели громадные строительные площадки. Колоннады и иглы из белого известняка, резные стены, разрисованные тысячами рисунков, возвышались перед фасадами высеченных в скалах дворцов. Повсюду стояли незаконченные фигуры монстров, у одних еще не было крыльев, другим недоставало головы. Вдоль дорог лежали сложенные груды кирпичей. Вокруг тысячи рабов толкали тележки, обрабатывали и тесали каменные глыбы, издаваемый ими грохот поднимался в жарком воздухе и доходил до видневшихся вдали других строительных площадок.

Моисей, которому этот спектакль был знаком, оставался непроницаем. Но ни Сепфора, ни пастухи со служанками не могли сдержать восторженных возгласов. Аарон, несомненно, наблюдавший за их реакцией, резко дернул уздечку осла и повернул к ним свое худое лицо. Соскользнув на землю, он яростно простер руки в сторону храмов Фараона.

— Все это принадлежит Фараону, все, чем вы восхищаетесь, построено нашими руками! — вскричал он. — Нашими руками, руками сынов Израилевых, его рабов. Фараон гордится тем, что построено нашей кровью из поколения в поколение. Но смотрите сюда…

Он подскочил к краю дороги, схватил два старых кирпича и с силой потер их друг о друга. Посыпалась тонкая пыль, и кирпичи словно растаяли в ладонях Аарона.

— Все, что строит Фараон, — это лишь пыль!

С горьким смехом он швырнул на землю остатки кирпичей, которые мелкими осколками разлетелись у ног верблюдов.

— Нашему Господу Яхве достаточно лишь дунуть, чтобы смести все, что вам кажется таким великолепием, — сказал он презрительно.

И все они, только что смотревшие с детским восторгом на безмерное творение Фараона, стыдливо опустили глаза. Сепфора взглянула на Моисея, который смотрел на брата с нескрываемым восхищением. Предвечный сказал ему. Аарон умеет говорить.

***

Деревня рабов растянулась вдоль заброшенного карьера. Стена толщиной в три локтя и высотой в пять локтей опоясывала длинные узкие улочки. Одинаковые бараки из сырого кирпича без окон с одной низкой дверью лепились друг к другу. В крыше каждого барака было отверстие, из которого вырывался дым от очага.

Моисей велел пастухам поставить шатры на одном из склонов карьера, где уже разбил стоянку торговый караван. Только Мюрти и еще две служанки последовали за Сепфорой, когда она вслед за Моисеем пошла по грунтовой дороге. Мириам молча наблюдала за ними. Аарон шел впереди всех. Не увидев вокруг ни одного солдата Фараона, Моисей удивился.

— Они больше не приходят сюда, — ответил Аарон. — Они прекрасно знают, что нам больше некуда идти, кроме этих лачуг. Они приходят раз в две или три луны, чтобы пересчитать беременных женщин и новорожденных.

Быстро пройдя по пыльной дороге, Мириам и Аарон миновали лабиринт заполненных нечистотами узких улочек и вышли на небольшую площадь, где бегали ребятишки, девочки полоскали белье, мальчики плели соломенные циновки. При их появлении все подняли головы и вскочили на ноги, узнав Мириам и Аарона.

— Они вернулись! Мамаша Иокевед, Мириам и Аарон вернулись!

Площадь быстро заполнилась людьми, привлеченными шумом. Послышались радостные крики. Пожилая женщина шагнула навстречу Мириам, которая взяла ее за руку и улыбнулась:

— Мама…

Но Иокевед обошла ее, сделала несколько шагов по направлению к Моисею, остановилась.

Несмотря на возраст и страдания, от которых побелели еще густые волосы женщины, ее лицо все еще хранило следы той красоты, которую унаследовала ее дочь. Усталые скорбные морщины не могли скрыть благородства ее черт и спокойной мягкости взгляда, которая потрясла Сепфору. Задыхаясь от волнения, приложив дрожащую руку к приоткрытым губам, Иокевед сохраняла достоинство в переполнявших ее чувствах. Низким голосом, в котором не было ни вопроса, ни крика, ни сомнения, она произнесла только одно слово:

— Моисей…

Сепфора почувствовала всю радость матери, которую женщина вложила в это имя, произнесенное впервые за долгие годы.

— Моисей!

Моисей ощутил эту радость, прежде чем на него накатила собственная. Он улыбнулся, коротко кивнув головой.