История Сепфоры, жены Моисея - [47]

Он дотронулся до ее руки и прижался к ней сухими губами.

— Я вернулся?!

Сепфора улыбнулась сквозь слезы:

— Твой мул принес на спине то, что оставалось от тебя.

— А!

Моисей содрогнулся:

— Он говорил со мной. Он позвал меня. Он позвал меня к Себе!

Сепфоре не нужно было спрашивать, о ком он говорил.

— Я должен рассказать тебе. Он выбил пламя из скалы и позвал меня: «Моисей! Моисей!»

Моисей зашевелился, губы и руки его затряслись. Сепфора приложила палец к губам Моисея:

— Потом. Ты все расскажешь мне завтра. Тебе еще надо отдыхать, есть и пить, чтобы набраться сил.

И, словно пытаясь призвать его к терпению, Сепфора протянула ему их новорожденного сына.

— Он родился, когда твой мул вошел во двор.

Моисей, поколебавшись, взял ребенка на руки.

— Я сам дам ему имя. Я назову его Элиазар, «Бог моя опора».

Сепфора засмеялась, опьяняющее чувство облегчения охватило все ее тело. Она обняла Моисея и сына Элиазара и услышала шепот Моисея:

— Ты была права. Я должен вернуться в Египет.

***

Следующий день во дворе Иофара не был похож ни на один другой день.

Сепфора наконец покинула ложе Моисея, которому поменяли циновки, одели в чистую тунику, побрили, надушили, и солнце еще не дошло до зенита, как весь двор собрался вокруг Моисея, чтобы послушать его рассказ.

Иофар сидел на подушках рядом с Моисеем, Обаб, Сишевед и Сефоба устроились рядом с отцом. Держа на коленях Гирсама, Сефоба держала за руку Сепфору, которая укачивала Элиазара. Остальные — пастухи, служанки, молодые и старые, столпились у дверей такой тесной толпой, что солнце едва проникало в комнату. Голос Моисея был еще слаб и иной раз опускался до шепота.

— Пламя вспыхнуло в двадцати шагах от меня. Это был настоящий огонь. Я не видел огня с того вечера, когда Сепфора разожгла его перед моей палаткой под смоковницей! К этому времени у меня уже не было ни огня, ни стада, ни молока, ни фиников. Ничего, кроме сандалий. И вот я увидел огонь. Я был так голоден, что при виде огня я не думал ни о чем, кроме еды. Но тут я заметил, что пламя охватило терновый куст, но не сжигало его. Я сказал себе: «Возможно ли это?» Потом я подумал, что я теряю разум, и приблизился к кусту. Терновый куст горел настоящим пламенем, но не сгорал. Пламя с легким шумом вырывалось из земли, оно было голубым и прозрачным.

Моисей прервал свой рассказ, глаза его закрылись. Вокруг не раздавалось ни одного звука, кроме дыхания самого Моисея. Он открыл глаза, провел пальцем по все еще сухим губам. Взгляд его остановился на Сепфоре, которая сидела не шевелясь. Иофар одобрительно кивнул головой, и Моисей продолжил свой рассказ:

— Пламя пылало, и тут я услышал голос, который воззвал: «Моисей! Моисей! Вот Я! Не подходи ближе! Сними сандалии с ног своих, ибо место, где ты стоишь, есть земля священная! Я Бог твоего отца, Я Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова!»

Моисей опять замолчал, переводя взгляд с одного лица на другое, словно ожидая, что произнесенные слова могли вызвать смех или крик. Но только подрагивала борода Иофара, и слышалось, как он ударяет себя ладонью по бедру. Затем из-за двери послышался нетерпеливый женский голос:

— Ну и что же ты сделал?

— Я закрыл глаза, — ответил Моисей, — ибо пламя не сжигало куст, но обжигало мои глаза.

— Не перебивайте его! — прогремел голос Иофара. — Дайте ему рассказывать. Тот, кто произнесет хоть слово, будет изгнан.

Присутствующие взглянули на Иофара с упреком. Но Моисей выглядел еще таким слабым, и если его рассказу предстояло быть таким же долгим, как его отсутствие, то ему следовало беречь силы, — больше его никто не прерывал.

Он описал гнев, звучавший в голосе, который говорил:

— Я видел плетку на спинах Моего народа в Египте. Я слышал вопли, раздающиеся от ударов надсмотрщиков! Я сошел, чтобы освободить Мой народ! Ступай, Моисей! Я посылаю тебя к Фараону. Выведи Мой народ из страны Фараона. Выведи сынов Израиля из Египта. Я освобожу их от ига египтян и поведу в страну хорошую и пространную, где течет молоко и мед! Ступай, Я посылаю тебя к Фараону.

На что Моисей, устрашенный, отвечал:

— Я пойду к рабам иудейским, и я им скажу: «Бог отцов ваших прислал меня к вам». Они спросят меня: «Какое ему имя?» — Что я скажу им?

— Ehye asher ehyeh, Я есмь Сущий, — отвечал голос.

— Но они не поверят мне! Они не послушают меня! Они скажут: «Как смеешь ты произносить имя Яхве?»

— Но именно это ты скажешь сынам Израилевым, — ответил Голос.

Моисей еще пытался отказаться, говорил, что он несловесен, что плохо знает язык сынов Авраама и что есть более мудрые и ученые иудеи, которые могут выполнить такую важную и такую трудную миссию.

— Почему я? Почему я? — стонал Моисей, как всякий раз, когда Сепфора говорила ему: «Ты должен вернуться в Египет. Я знаю это с тех пор, как я видела тебя во сне!»

И тогда голос разгневался:

— Кто дал уста человеку? Кто делает его немым, зрячим или слепым? Не я ли, Яхве? Ступай, Я буду устами твоими и научу тебя тому, чего ты не знаешь!

И Яхве долго объяснял Моисею, что с ним будет, когда он вернется к Фараону Тутмесу.

— Я знаю царя Египта, — сказал голос Яхве. — Я знаю его жестокое сердце. Он не отпустит вас, пока Я не заставлю его! И Я поражу Египет чудесами Своими!