История Сепфоры, жены Моисея - [46]

— Он вернулся! Он вернулся!

Сепфора без сил откинулась на спину, крепко прижимая к себе новорожденного. Порыв холодного воздуха остудил капельки пота на ее теле. Обаб, Сишевед и все молодые пастухи кричали в один голос:

— Моисей вернулся! Он жив! Он здесь! Моисей жив!

— Твой отец пришел вместе с тобой, — прошептала Сепфора своему новорожденному сыну.

***

Обаб, радостно смеясь, рассказывал:

— Его принес мул! Мул сам нашел дорогу, Моисей лежал на спине мула. Мул почти в таком же состоянии, дрожит от жара и от жажды.

— Он дышит, но глаза у него закрыты, — вскричал Сишевед. — Непонятно, как он еще жив? Когда он пил в последний раз?

Сефоба плакала горькими слезами:

— Его почти не узнать. Туника вся в лохмотьях, о, Сепфора, можно подумать, что он сделан из пыли! Но он жив!

Глаза Иофара блестели от слез, борода дрожала. Он слушал то одних, то других и повторял:

— Хореб вернул его нам. Я вам говорил!

Сепфора, еще не оправившаяся от болей, пыталась пойти в комнату, где уложили Моисея, но старая служанка удержала ее.

— Он здесь, и он жив. Я сейчас займусь им. А твое место сейчас здесь, — приказала она, положив рядом с ней новорожденного, завернутого в чистые пеленки. — Доверься мне, улыбнись и поспи. Завтра ты увидишь своего Моисея.

Но едва занялся день, как Сепфора с ребенком на руках уже стояла у ложа Моисея, кусая губы, чтобы не расплакаться. Моисей выглядел таким исхудавшим, что кости на висках, казалось, вот-вот прорвут его тонкую кожу. Вся грудь его была в глубоких ссадинах и кровоточащих ранах, губы потрескались, борода и волосы местами обгорели. Темные корки покрывали его руки, кровь сочилась из его ног, оставляя темные пятна на повязках, окутавших его тело. У Сепфоры перехватило горло, дыхание стало прерывистым и свистящим.

Сепфора опустилась на колени и положила руки на его горячий лоб. Моисей вздрогнул. Ей показалось, что он пытался открыть глаза, но только показалось.

— Его раны не так опасны, как кажутся, — сказала старая служанка. — Они неглубокие и заживут очень быстро. Меня больше беспокоит жар, который сжигает его нутро, но он пьет слишком маленькими глотками, которые быстро испаряются.

Не раздумывая, Сепфора бросилась за одеялами, разделась донага, вытянулась вдоль тела Моисея и потребовала, чтобы ей дали новорожденного сына Старая служанка запротестовала, но Сепфора была непреклонна:

— Приготовь бульон из мяса и трав, процеди через сито и охлади.

— Но ты убьешь его! Мужчина не должен прикасаться к роженице!

— Я не убью его. Мое тепло и тепло его новорожденного сына вытянут жар.

Старая служанка продолжала сопротивляться, но Сепфора приказала:

— Делай, что тебе говорят!

Через минуту старая служанка вернулась вместе с Иофаром и Сефобой, громко призывая в свидетели совершающегося богохульства всех обитателей двора, собравшихся перед порогом.

Иофар знаком приказал ей замолчать, Обаб закрыл дверь, и оба в оцепенении смотрели на покрытых кучей одеял Моисея, Сепфору и их новорожденного сына. Из груди Иофара вырвался слабый стон, морщинистые веки опустились на его уставшие глаза.

— Выполняй приказания Сепфоры, — сказал он служанке, которая, бурча под нос, вышла из комнаты, пока Сефоба смачивала в кувшине с холодной водой чистую простыню, которую Сепфора прикладывала к потрескавшимся губам Моисея. Капли воды проникли ему в горло, и Моисей с тихим стоном сглотнул несколько капель. Младенец проснулся, с криком требуя молока. Сефоба хотела взять его на руки, но Сепфора удержала ее:

— Оставь его. Я сама.

— Будем надеяться, что моя дочь из Куша вернет жизнь своему супругу после того, как она дала жизнь его сыну! — засмеялся Иофар.

***

Четыре дня и три ночи метавшийся в бреду Моисей, боролся со сжигавшим его огнем, пока наконец жизнь не вернулась к нему. Сепфора не отходя от него, кормила младенца, утоляла его жажду и огонь своих воспоминаний.

На вторую ночь задремавшая Сепфора проснулась от боли в руке, которую Моисей, лежа с открытыми глазами, сжимал изо всех сил. В скупом свете масляной лампы Сепфора, продолжая свободной рукой покачивать младенца, пыталась понять, действительно ли сознание вернулось к Моисею.

— Они не поверят мне! Они даже не будут слушать меня! Они скажут: «Как смеешь ты произносить имя Яхве?»

Он так сильно притянул к себе руку Сепфоры, что та, не удержавшись, упала на Моисея.

Дверь тихонько заскрипела, Сепфора узнала силуэт Обаба.

— Он проснулся! Он говорит! — шепнул ее брат, упав рядом с ними на колени.

— Моисей! Моисей…

Но Моисей, выпустив руку Сепфоры, вновь погрузился в горячечный сон. Обаб видел, как она, морщась от боли, растирала руку.

— Ему лучше! — улыбнулся Обаб.

Сепфора улыбнулась ему в ответ и провела рукой по лбу тяжело дышавшего Моисея.

— Завтра ему будет лучше.

Младенец захныкал. Сепфора придвинула к себе его колыбель, Обаб вышел из комнаты и лег на свою постель, расстеленную у порога.

Сепфора была права. На следующий день Моисею стало лучше, и ночью он окончательно пришел в себя. С воспаленными глазами, пребывая в состоянии полустраха-полуоблегчения, он с трудом разглядел склонившуюся над ним Сепфору.

— Сепфора?

— Да! Да, Моисей, это я.