История Сепфоры, жены Моисея - [32]

Моисей взглянул на Сепфору с подозрением. Не смеется ли она над ним?

— Нет! Хореб не мой Бог. У меня нет Бога. Кто Бог иудеев? Я не знаю Его.

— Я видела, как ты молился Богу своей матери, — тихо ответила Сепфора.

Моисей пожал плечами. Лицо его смягчилось.

— Я обращался не к Амону, а к ней.

Сепфора не нашла, что ему ответить. Ей стало холодно, но Моисей, казалось, ничего не замечал. Она подумала о том, как бы ей было тепло в его объятиях, но отступила, когда Моисей сделал шаг ей навстречу. Он остановился и сказал:

— Теперь ты знаешь, кто я. Я ничего не утаил от тебя. Мое лицо открыто и душа обнажена.

Она отступила еще на шаг и уперлась спиной в шершавую стенку.

— А я? Знаешь ли ты, кто я?

— Дочь Иофара.

Она засмеялась, протянула ему свою черную руку, которая утопала в окружающей темноте:

— Ты веришь этому? Взгляни на мою кожу.

Моисей схватил ее руки:

— Ты Сепфора из Куша. Ты та, которую Моисей спас от пастухов у колодца Ирмны. Ты та, кто всегда знает, где меня найти, ты та, кто принес мне еду, не зная, кто я.

***

Они стояли, прижавшись к стене пещеры, отсвет пламени играл на их лицах. Острые выступы царапали спину Сепфоры, но она не чувствовала ничего, кроме прижимавшегося к ней тела Моисея. Она ждала и желала этого со страхом и страстью, как ждут жизни и смерти. Она хотела было оттолкнуть его, но не сделала этого и слушала его шепот:

— Ты знаешь, кто я! О, Сепфора, не смотри на меня как на принца Египта! Не будь такой, как твоя сестра! У меня ничего нет! Я Иудей без Бога и без семьи, которому твой отец дал его первого верблюда и первую овцу. У тебя есть все, а я лишь отражение того, что я вижу в твоих глазах. Ты жаждешь моих объятий, а я — я жажду тебя.

Горячее дыхание Моисея обжигало ее губы, тепло его тела защищало ее от ледяного ветра и темной ночи. Он говорил правду! Она была только женщиной, жаждущей его объятий. Он говорил правду! Она не могла не думать о нем как о принце. Она не могла не думать о могуществе сына Фараона, не могла забыть о том, какая у него белая кожа и какая у нее черная, о том какие они разные и о том, что она еще слабее тех иудеев.

Легкие пальцы Моисея скользили по ее губам, как в тот ослепительный день. Она хотела сказать ему. «Нет, Моисей! Мы не можем, мы совершаем грех! До меня еще не дотрагивался ни один мужчина!»

Но его затвердевший член прижимался к ее животу, и она, более не сдерживая себя, обхватила Моисея за шею, притянула к себе его лицо и открыла ему свои губы. Если Хореб и рокотал, она уже не слышала его.

***

Они лежали на покрывале. Огонь в очаге едва тлел, но они еще видели друг друга в его затухающих отблесках.

— Я вижу тебя, — шептал Моисей, — я вижу твою кожу, с которой не сравнится красота ночи!

Она целовала его, и жар ее поцелуев осушал слезы, которые жемчугами переливались на его ресницах. Моисей расстегнул застежку на ее тунике, покрывая поцелуями ее тонкие плечи, прижимаясь щекой к ее наполнившейся груди. Она то отталкивала, то притягивала его к себе, проводила пальцами по его коже и закрывала глаза.

Моисей снял с нее одежды, забыв о ледяном ветре. Закрыв глаза, Моисей гладил ее бедра, живот, словно высекая ее из мрака ночи. Белые руки принца Египта скользили по телу Сепфоры, а губы шептали:

— Мои губы видят тебя. Ты мой свет.

Сепфора видела его светящийся лоб, длинные губы, целовавшие ее груди, искавшие ее соски, словно желая испить из них, как из упоительного колодца. Он осторожно раскрыл ее ноги.

Она отдалась ему всем своим телом, обнимая его плечи, его сильные бедра. Он вошел в нее, как вспышка молнии, и резкая боль пронзила ее. Пламя рвалось из ее груди, она дрожала, как дитя. Вдоль ее спины пробежала дрожь, боль становилась все нежнее, смешиваясь с наслаждением, и он плавно сгибался и разгибался над ней, шепча слова, которых она не слушала и не понимала, только все крепче прижимаясь к нему, к своему спасителю, вынесшему ее из морских вод, которые хотели поглотить ее. И в общем крике, который хрипящий ветер унес с собой, они впервые вздохнули как единое существо.

***

Он не уставал любить ее снова и снова, потом они засыпали, тут же просыпались и не могли насытиться друг другом. Приближался рассвет, ветер не стихал, но небо уже голубело между беспокойными клубами, вырывавшимися из жерла горы Хореба, как из кузницы.

Сепфора встала первой и, скрывшись от взора Моисея, омылась водой из фляги и стала той Сепфорой, которая накануне пришла к нему в пещеру.

Внизу, на пляже, прибой бился с прежней силой, но море посветлело. Все вокруг было залито светом, терраса казалась маленькой, как гнездо, и они были просто мужчиной и женщиной, затерянными в огромном пространстве.

Моисей бесшумно подошел к Сепфоре и обнял ее за плечи.

— Я пойду к Иофару и попрошу его отдать мне самую драгоценную из его дочерей.

Сепфора молча стояла, не пошевелившись ни одним мускулом. Она не дотронулась до рук, обнимавших ее, и не опиралась на тело, желание которого запечатлелось в каждой поре ее кожи. Не отрываясь, она смотрела на горизонт, за которым лежал невидимый египетский берег. Так она стояла — прямая, неподвижная, молчаливая. Встревоженный Моисей разнял руки и сделал шаг в сторону, чтобы увидеть ее лицо.