История ромеев, 1204–1359 - [24]

; в то же время он знал, что слух из Фессалии об изменнике Михаиле должен был заставить его поспешить туда, чтобы привесть в порядок дела, пока Михаил не успел еще все забрать в свои руки; это также много обнадеживало его, что он убедит царя помириться. В самом деле, отправив к царю послов, он получил согласие на мир легче, чем предполагал, и только возвратил все те крепости, которые взял по нарушении мирных условий с римлянами. Не распространяясь много, скажем, что царь около осеннего равноденствия с римскими войсками прямо отправился в Фессалию. Не дошли еще войска царя до Македонии, как явилась к нему жена изменника Михаила, чтобы выпросить у царя его дочь Марию в замужество за своего сына Никифора и вместе возвратить все, что муж ее, вторгшись в пределы римской державы, успел захватить хищнически. Вскоре все это устроилось без затруднений, и Феодора возвратилась к своему мужу Михаилу, — не одна, а с невестой своему сыну, Марией.

2. Занятому этими делами царю присылают из Никеи письмо о том, что Михаил Палеолог убежал к туркам. А ему царь, отправляясь в поход, поручил управление Никеею, пока опять не возвратится с западных областей на восток. Это известие немало огорчило и озадачило царя. Повод к побегу указывали такой. Палеолог, говорили, видя, что всюду распространяется против него зависть, и слыша, что тайком ведут о нем речи, полные недоброжелательства, и замышляют настроить царя подвергнуть его таким истязаниям, на которые можно обречь разве врага иноплеменника, не мог оставаться спокойным и, осматривая свое положение со всех сторон, не мог отделаться от тревожных мыслей, которые его сковывали, мучили и терзали, как пленника. Он боялся беспощадной строгости и быстроты царя в определении наказаний и не ждал себе от него никакого снисхождения и никакой пощады. Он полагал, что невозможно ему в короткий срок оправдаться при тех больших и донельзя важных обвинениях, которые недоброжелатели сплели на него и которыми прожужжали уши царя. В отчаянии он и счел лучшим искать спасения в бегстве. В то время, как он прибыл в Иконию, султан[108] был сильно озабочен сбором войск, чтобы встретить поднявшиеся во множестве скифские войска[109], — и потому явился как нельзя кстати. Так как у султана было много римлян, давно еще порабощенных, то он составил из них особый отряд и отдал его под начальство Палеолога, снабдив их одеждою и оружием, не туземными впрочем, а римскими и иностранными, чтобы тем застращать скифов, которые могли подумать, что получена вспомогательная сила от римлян. Так и случилось. Скифы, говорят, схватившись с турками, немало смутились и струсили, когда нечаянно увидали выступающее на них чужеземное войско. Быть может, они в беспорядке бросились бы и бежать, приняв на свои плечи преследующих, которых надеялись было без труда одолеть, но кто-то из родственников султана по ненависти, питаемой издавна, с большою частью войска перешел на сторону скифов в то время, когда был уже разорван их строй. Чрез это дело турков было проиграно, и большая часть турецких владений отошла под власть скифов. Но немного протекло времени, как пришло от царя письмо, наполненное выражениями благосклонности к Палеологу и обещаньями больших милостей, приглашавшее Палеолога возвратиться и обеспечивавшее верность обещаний клятвою. Таким образом, римская земля опять увидала Палеолога, — не прежде, впрочем, чем он сам засвидетельствовал страшнейшими клятвами, что останется неизменно верен царю, что никогда не выйдет из границ повиновения, не станет никогда домогаться верховной власти и возвращаться к тому, что прежде на него было говорено и что могло бы снова возбудить прежнее подозрение, уже уничтожившееся, но будет хранить и соблюдать всегда то же расположение и ту же любовь как к самому царю Феодору, так и к сыну его Иоанну и к будущим преемникам их дома и царства. После того он почтен был саном великого коноставла[110] по-прежнему и стал пользоваться в последующее время полным царским благоволением и благосклонностью. В это время дела в Болгарии пришли в смутное положение. Правитель Болгарии Асан, шурин царя Феодора, умер, но сына, который был бы по обычаю преемником его власти, от него не осталось; нужно было решить дело иначе — передать власть зятю его по сестре, Мицу. Так и сделано. Но это был человек ленивый и изнеженный; поэтому мало-помалу потерял уважение до того, что его распоряжениям народ не придавал никакой цены. А был тогда в Болгарии один известный человек по имени Константин, по прозванию Тих, далеко оставлявший позади себя других дарованиями ума и крепостью тела. Видя, что власть над болгарами в дурных руках, он восстал, привлек к себе и простой народ и всех людей знатных и имеющих вес, с общего согласия тех и других провозгласил себя правителем и затем осадил Тернов, который был столицею Болгарии. Таким образом Мицу пришлось волею-неволею бежать вместе с женою и детьми в укрепленную приморскую крепостцу, называемую Месимврией. Оттуда пробрался он к царю, проживавшему в Азии, в Никее, отдал во власть римлян упомянутую Месимврию и, получив от царя некоторые поместья около Трои и Скамандра для своего содержания, зажил там спокойно с женою и детьми. А Константин Тих, сделавшись владыкою болгарского царства, отправляет к царю послов с предложением дружбы и союзничества в том случае, если тот отдаст за него в замужество одну из своих дочерей. Ее руки он искал не потому, что не имел жены, — у него были и жена и дети, — но потому, что, не имея наследственного права на болгарскую корону, он не хотел, чтобы кто-нибудь считал его незаконным властителем. А так как знал, что дочь царя приходилась племянницей незадолго пред тем умершему правителю Болгарии Асану по сестре его; то для своего значения и для прочности своей власти и искал ее руки, обещая с прежней супругой немедленно развестись. Это понравилось и самому царю. Сделав участницею своего ложа и своей власти дочь его, Феодору