История Роланда - [58]

Кухня, выполненная в масле. Верхний слой был бежевый, а в местах ударов утвари о стены просматривалась история ремонтов: голубой, зелёный и темно-зелёный периоды. Чувствуя волнение археолога, я осматривался. На каждой из многочисленных горизонтальных поверхностей громоздились чайные принадлежности: чайники для кипячения, чайники для заварки, банки для чая, кружки, блюдца, прихватки, подносы. Когда я открыл один из шкафчиков, у меня перехватило дыхание — он был полон малых чайничков, чашек, кружечек, чайных коробочек, ситечек, подставочек, а в глубине таились ещё какие-то малопонятные заварочные предметы. Как существу впечатлительному, мне тут же захотелось испить чаю. Я поставил кипятиться воду в чайнике со свистком и осторожно потряс стоящую на полочке над плитой большую чайную банку. Пустая. И вторая, поменьше, пустая. И все находящиеся в пределах ближней досягаемости банки также оказались пустыми. Кроме одной — в ней, по иронии хозяев, хранился кофе в зёрнах. Тем не менее, мои робкие поиски вскоре увенчались початой упаковкой «Yoga tea». Выбрав чашку с уточкой, я залил пакетик цвета сена кипятком и выждал четыре минуты. Аромат был прекрасен, вкус был прекрасен, эффект был успокоителен и расслабителен. Взобравшись на продолговатую тумбочку и поджав ноги, я вообразил себя шоколадным индусом, плывущем по волнам умиротворения на белом лотосе, куда-то в глубины времён, к 1960 году до нашей эры.

8D. Истории зрелости и угасания. Об оборотах портретов

В юности, когда нам с братиками нечем было заняться, мы шли в мастерскую к Валику и околачивались там до самого вечера — валялись на диванах, курили в потолок, рассказывали анекдоты и ели инжир. Валик рано прославился как портретист, имел много заказов и постоянно работал, но против нашего праздного присутствия не возражал. По первости, когда Валик не поспевал к сроку, он даже просил нас помочь и доверял подрисовать очки или бородки, однако скоро убедился в нашей непригодности к изящному и позволял только сколачивать подрамники да подписывать названия на оборотах. Мы старались как могли! Сжав до посинения губы, мы каллиграфически выводили: «портрет А. С. в тунике», «портрет Л. Н. на маскараде», «портрет Ф. М. с тростью». Иногда мы из озорства добавляли различные нелепые подробности: «писано у подножия Фудзи при южном ветре», «писано сепией под воздействием сангрии» или «помните: портреты изображают не внешность, а внутренность». Валик, узнав о наших забавах, сильно рассердился и напрочь запретил вмешиваться в свои портреты. С тех пор он даже подрамники мастерил сам, пусть кривенько, зато без подвохов. Каково же было наше удивление, когда мы спустя прилично времени обнаружили, что он распробовал, вошёл во вкус и теперь сам пишет на оборотах портретов всевозможные сентенции, максимы и даже лирические заметки.

«Человеческая жизнь похожа на жизнь сперматозоида. Каждый из нас изо всех сил стремится, но большинству даже не удаётся достигнуть матки жизни, не говоря уж об оплодотворении».

«Чем больше целей ты достигаешь, тем ты ближе к бесцельности».

«Глупость — это красиво. Глупая девушка выходит из общественного туалета за гастрономом с надменностью герцогини Германтской. В восхищении я замираю и пропускаю трамвай».

8E. Истории зрелости и угасания. О философии

Когда мой брат Колик в очередной раз вернулся из тюрьмы, мама снова на него насела: иди работать! Украл — сел — украл — сел, тебе ещё не надоело? Уже борода скоро поседеет, а ты всё дурью маешься. И как-то подошло это ему под настроение, легло на душу, и Колик решился. Но работы у нас в городе было мало, а для уважающего себя человека — и вовсе ничего не найти. Одно неприличие: мести улицу, сверлить дырки, продавать розетки. И Колик придумал устроиться учителем. Объяснять деткам правильную жизнь — достойное занятие. Он одолжил у Толика выходной костюм и пришёл в школу. Учителей не хватало, и директор охотно взял его — вести уроки труда и физкультуры, для начала. А то всё сам да сам.

И дело пошло! На трудах детишки затачивали напильником арматуру, на физкультуре сидели на корточках, не отрывая пятки от земли — кто дольше. Директор заходил, одобрял. Через неделю Колик вызвался вести ещё и философию. Давай! Почему бы и нет? Педагог ты вроде хороший.

— Ну что? — спросил Колик, войдя в класс в понедельник утром. Толстые мальчики-очкарики, девочки с косичками. Смотрели на него. — Предмет наш называется «философия», а не «история философии», поэтому всякими там досократиками я вас мучить не стану. Знаете, детки, один знаменитый джазмен сказал: жизнь коротка, а музыка прекрасна; следовательно, разумнее всего тратить как можно больше времени на музыку. Да, некоторым удаётся делать верные выводы из дурацких предпосылок. Жизнь у него коротка, видите ли, вот осёл! Она очень длинна, детки. Но это вовсе не значит, что нужно много болтать. Итак, довольно болтовни, начинаем занятие!

И они весь урок слушали джаз на классном проигрывателе, Дженни Ли и Лису Экдаль.

Но детям такой подход не понравился. Толстые мальчики-очкарики рассчитывали услышать о Ницше, девочки с косичками ждали подробностей о трагичной любви Абеляра. Дети пошли и пожаловались директору. Директор позвал Колика к себе и сделал ему выговор. Колик сначала хотел зарезать директора, но потом подумал, что тот не так уж и виноват, и уволился. И тех пор уже никогда не работал.