История Рима. Том 3 - [13]
Весь характер пиратства совершенно изменился. Это уже не были дерзкие разбойники, взимавшие в критских водах, между Киреной и Пелопоннесом («Золотое море», на языке флибустьеров), свою дань на большом пути итало-восточной торговли рабами и предметами роскоши; это не были также вооруженные ловцы рабов, в равной мере занимавшиеся «войной, торговлей и морским разбоем»: это было государство корсаров со своеобразным духом солидарности, с прочной и весьма солидной организацией; они имели свое собственное отечество и начатки симмахии и, несомненно, также определенные политические цели. Эти флибустьеры называли себя киликийцами; на самом же деле на их судах встречались отчаянные искатели приключений всех национальностей: отпущенные наемные солдаты, вербовавшиеся на Крите, граждане разрушенных в Италии, Испании и Азии городов, солдаты и офицеры войск Фимбрии и Сертория, вообще опустившиеся люди всех наций, преследуемые беглецы всех потерпевших поражение партий, все, что было несчастно и смело, — а где не было горя и преступления в это страшное время? Это уже не была сбежавшаяся воровская банда, а замкнутое военное государство; национальность заменялась здесь масонской связью гонимых и злодеев, а преступление, как это нередко бывает, покрывалось самым высоким чувством товарищества. В это разнузданное время, когда трусость и неповиновение ослабили все социальные связи, законно существовавшие общественные союзы могли бы взять пример с этого незаконнорожденного государства, основанного на нужде и насилии; казалось, что только здесь сохранились еще безусловная солидарность, товарищеский дух, верность данному слову и признанным вождям, храбрость и ловкость. Если на знамени этого государства была написана месть гражданскому обществу, которое по праву или несправедливо исключило из своей среды его членов, то можно было поспорить, был ли этот лозунг намного хуже девиза италийской олигархии или восточного султанизма, готовившихся, казалось, поделить мир между собой. Сами корсары считали себя равноправными всякому законному государству. Множество рассказов, полных истинного духа флибустьеров, буйного веселья и бандитского рыцарства, сохранили следы их разбойничьей гордости и пышности и их воровского юмора. Они считали, что ведут правую войну со всем миром, и были горды этим; то, что они при этом приобретали, они называли не награбленным, а военной добычей, и так как пойманного пирата в любой римской гавани ожидала смерть на кресте, то они считали себя вправе казнить всех своих пленных. Их военно-политическая организация особенно упрочилась со времен войны с Митрадатом. Их суда — по большей части «мышиные ладьи», т. е. небольшие открытые быстроходные парусные барки, и лишь изредка двух- и трехпалубные корабли — плавали теперь, соединившись в настоящие эскадры, под командой адмиралов, барки которых блестели золотом и пурпуром. Ни один пиратский капитан не отказывал в просимой помощи товарищу, которому угрожала опасность, хотя бы он ему был совершенно незнаком; договор, заключенный с кем-нибудь из их среды, беспрекословно признавался всей шайкой, но и за причиненную кому-либо из них несправедливость мстили все. Настоящей родиной их было море от Геркулесовых столбов до сирийских и египетских вод; убежище же, в котором они нуждались на суше для себя и для своих плавающих домов, им гостеприимно предоставляли мавретанское и далматинское побережья, остров Крит, а прежде всего — богатый мысами и закоулками южный берег Малой Азии, господствовавший над главным путем морской торговли того времени и почти совершенно бесхозяйный. Ликийский союз городов и памфилийские общины имели мало значения; существовавшей с 652 г. [102 г.] в Киликии римской базы было далеко недостаточно для господства над широко раскинувшимся побережьем. Сирийское владычество в Киликии всегда было лишь номинальным и недавно сменилось армянским, но новый властелин, как истинный «царь царей», совершенно не интересовался морем и охотно отдал его на разграбление киликийцам. Неудивительно поэтому, что пираты процветали здесь, как нигде более. Они не только обладали здесь повсюду на берегу сигнальными пунктами и стоянками, но и внутри страны, в отдаленнейших закоулках непроходимого и гористого ликийского, памфилийского и киликийского края, они соорудили себе в скалах замки, в которых скрывали, отправляясь в плавание, своих жен, детей и свои богатства, а в опасные времена и сами находили там приют. Особенно много таких пиратских замков было в дикой Киликии, леса которой доставляли пиратам превосходный материал для постройки судов; поэтому здесь находились также главнейшие их верфи и арсеналы. Неудивительно было, что это хорошо организованное военное государство создало себе прочную клиентелу среди предоставленных в значительной степени самим себе и пользовавшихся самоуправлением греческих приморских городов, которые вступали с пиратами в торговые сношения, заключая с ними форменные договоры как с дружественной державой и отвечая отказом на требование римских наместников выставить суда против них. Так, довольно значительный город Сида в Памфилии разрешил пиратам строить суда на его верфях и продавать захваченных ими свободных людей на его рынке.
