История прибалтийских народов. От подданных Ливонского ордена до независимых государств - [46]
Правда, от Швеции, с ее свободным и имевшим политические права крестьянством, обе прибалтийские провинции в социальном плане заметно отличались. Ведь при своем в целом дружелюбном отношении к крестьянам, шведские власти за время своего господства в Прибалтике во внутренние дела края предпочитали не вмешиваться. Правда, введенное в Эстляндии после присоединения к Швеции в 1451 году требование об обязательном присутствии на уголовном суде сеньора представителя государственного суда привело к постепенному изжитию сюзеренного права вершить суд над своими крестьянами. В Лифляндии же это право после принятия в 1632 году нового положения о земельном судопроизводстве и образования Верховного суда (в Дорпате) и вовсе было отменено, а в руках помещиков осталась только так называемая «рыцарская мыза»[183].
Лишь в 1681 году Карл XI, ссылаясь на такой же шаг в шведской Померании, выдвинул требование о предоставлении крестьянам свободы, объявив, что он хочет отменить крепостное право во всех своих владениях. На это лифляндские дворяне отреагировали весьма отрицательно, заявив, что ни один из них без права собственности на крестьян в крае не останется. Сама мысль об этом показалась им ошибочной и наносящей большой вред.
Поэтому король не стал настаивать на претворении в жизнь своего плана и отказался от намерения предоставить крестьянам свободу во внешних владениях, хотя после уменьшения их числа на них все равно приходилось пять шестых всей шведской земельной собственности.
Вместо этого была осуществлена другая реформа, которая, несмотря на весь казенный интерес, тем не менее надолго оказала довольно благотворное воздействие на развитие прибалтийской экономики – с 1683 по 1693 год шведы составили земельный кадастр, куда были включены не только участки, принадлежавшие короне, но и земли, остававшиеся в частном владении дворян.
Получив новую картину распределения земельных угодий, власти Швеции определили размеры взимаемых налогов, в которых были учтены как площадь, так и качество возделываемых земель. Кроме того, шведы нормировали показатели и использование подневольного труда, внеся их в существовавшие еще в Средневековье кадастровые книги. При этом повышение размеров отбываемых крестьянами повинностей было запрещено. И хотя ложившаяся на крестьян нагрузка по-прежнему оставалась достаточно большой, на место различавшихся повсюду повинностей, основанных на произволе помещиков, пришел порядок, который заметно облегчил положение крестьянства.
В результате его благосостояние к концу шведского господства заметно возросло. Тем не менее вследствие неурожая в 1695–1697 годах в крае наблюдался голод, от которого в первую очередь страдало именно сельское население.
Благополучное положение крестьянства в Эстляндии и Лифляндии в начале XVII века, а затем и в начале XVIII столетия явилось причиной массового переселения в них русских из восточных пограничных областей. Впрочем, это явление русские власти, издавая соответствующие указы (в частности, в 1712, 1713 и 1726 годах), пытались остановить.
Времена шведского господства заложили также прочные основы для заметного развития языка у леттов и эстов, чему способствовал перевод Нового Завета в 1686 году на южноэстонское, а позднее и на североэстонское наречие, а также всей Библии в 1681–1689 годах на латышский язык.
Этому предшествовала переводческая деятельность и всесторонняя работа по привитию культуры речи в Эстляндии и Лифляндии немецких пасторов (в Эстляндии также шведских священников). При этом новатором в переводах на эстонский язык явился происходивший из семьи померанского священника лифляндский пастор Адриан Виргиниус.
Забота о развитии языка местных жителей происходила из стремления позаботиться об их душе, а иногда из чисто лингвистического интереса, уходя своими корнями в духовную почву Реформации. При этом организатором и вдохновителем работ по переводу Библии являлся прибывший из Любека лифляндский генеральный суперинтендент Иоганн Фишер (1636–1705), которому удалось добиться, чтобы расходы в этом вопросе взяло на себя шведское правительство.
Поистине титанический труд по переводу Библии на латышский язык в Лифляндии практически в одиночку взвалил на себя рожденный в Магдебурге пастор Эрнст Глюк (1652–1706), ставший затем старшим пастором (пробстом) в Мариенбурге.
В Лифляндии наряду с другими эти два священника явились зачинателями народного просвещения. Как и студент-дипломник Форселиус[184] в Эстляндии, вышеназванный Глюк ввел для обучения простолюдинов в Лифляндии подготовку учителей. По инициативе же Фишера в 1687 году лифляндский ландтаг принял решение о создании церковно-приходских школ для местного населения не немецкого происхождения, а в 1694 году расходы по их содержанию взяла на себя шведская корона, издав в крае соответствующие распоряжения. В 1690 году такое же решение о создании школ принял и эстляндский ландтаг.
Шведские власти обнаружили в Эстляндии старых переселенцев из Швеции, проживавших на западном побережье и островах, – крестьян и рыбаков, по достоверным сведениям осевших там по требованию немецких феодалов еще в конце XIII века и по большей части сохранивших свою свободу. Однако старые и новые шведские поселенцы никаких связей между собой не поддерживали, и забота в покоренных землях об обреченных на социальную деградацию соплеменниках из числа крестьян, несмотря на неоднократные защитные королевские грамоты, так и оставалась на словах. В этом проявилось, с одной стороны, внимание к соблюдению помещичьих интересов, поскольку области проживания шведских переселенцев были частично распределены среди шведских вельмож, а с другой – учет казенных потребностей. Причем последние явно перевешивали.
