История политических и правовых учений - [332]
Право должно являться воплощением добра! Это замечательная формула Соловьева, причем во всех отношениях. Конечно, мы понимаем, что это не так, но все-таки сколько притягательной силы в этом тезисе, сколько веры в его силу! У скептика такая позиция может вызвать лишь снисходительную улыбку. Но ведь право и законы — это не только сущее, в большей своей степени это, конечно же, должное. Следовательно, право и законы должны не просто отражать «дурную действительность», но и преобразовывать ее, подводить к идеалу. В общественной мысли, за некоторым исключением, стало хорошим тоном только критиковать государство, называть его Левиафаном, монстром, «холодным чудовищем». А может, и впрямь обществу следует не критиковать государство как бы со стороны постороннего наблюдателя, а совершенствовать его, делать его более близким к общественному организму, выразителем его солидарных интересов? Личность, общество, право, государство — все они имеют своим общим основанием нравственность. Право в отношении нравственности выступает как «принудительное требование реализации определенного минимального добра, или порядка, не допускающего известных проявлений зла». Присутствие элемента принуждения обусловлено требованием нравственного интереса к личной свободе, чтобы она не противоречила условиям существования общества. Соловьев рассматривает право «как исторически-подвижное определение необходимого и принудительного равновесия двух нравственных интересов — личной свободы и общего блага».
Формулируя сущность права, Соловьев делает важную оговорку: общее благо может только ограничивать личную свободу, но ни в коем случае не упразднять ее, ибо тогда равновесие будет нарушено и общественное развитие будет нестабильным.
Общественное тело с определенной организацией, заключающее в себе полноту положительного права или единую верховную власть, Соловьев называет государством. С формальной точки зрения государственная власть представляет собой условие правомерной организации общества. В простейшем, практическом выражении смысл государства состоит в том, что оно в своих пределах подчиняет насилие праву, заменяя хаотическое и истребительное столкновение частных элементов природного человечества правильным порядком их существования, причем принуждение допускается лишь как средство крайней необходимости, заранее определенное, закономерное и оправданное. Только в государстве, подчеркивает Соловьев, право находит все условия для своего действительного осуществления, и с этой стороны государство есть воплощенное право.
Соловьев является сторонником не только правового, но и социального государства. Экономические бедствия, свидетельствует он, объясняются тем, что производственные отношения не связаны с началом добра, не организованы нравственно. Сам по себе второстепенный, экономический вопрос люди превратили в проблему первостепенной важности. Признавать в человеке только производителя, собственника, потребителя материальных благ — точка зрения ложная и безнравственная. Процесс труда, в результате которого создаются материальные ценности, представляет собой не что иное, как взаимодействие людей в соответствии с нравственными требованиями, которые должны обеспечивать всем и каждому необходимые средства к достойному существованию и всестороннему совершенствованию.
Всякий человек в силу безусловного значения личности имеет право на средства для достойного существования. Однако это право существует лишь в возможности. Общество и государство обязаны создать ему эту возможность, но само лицо имеет встречную обязанность перед обществом — быть ему полезным, трудиться во имя всеобщего блага. Только в этом смысле труд есть источник собственности. Человек имеет право лишь на то, что он сам создал.
Социальные взгляды В. С. Соловьева становятся еще более понятными, если привести его формулу «право есть минимум нравственности (добра), а государство есть организованная жалость».
§ 13. Николай Михайлович Коркунов
Николай Михайлович Коркунов (1853—1904) — профессор Юрьевского и Петербургского университетов, специализировался по проблемам государственного права, как общего, так и русского, общей теории и философии права. Явно симпатизировал психологической теории. Психологизмом пронизана также его теория государственной власти. Любому, кто интересуется историей и теорией дореволюционной юридической науки, следует помнить об одном существенном уточнении, которое Коркунов счел нужным сделать: «Мы можем пожаловаться разве только на малое количество людей, посвятивших себя научному изучению права, но никак не на их качество»[152].
Что касается природы государства, то, по мнению Коркунова, отличительную особенность государства как особой формы человеческого общения составляет принудительное властвование. Этот признак государственного общения так ярок, что стоит вне спора. В былые времена отмеченный существенный нюанс выставляли наружу только по той простой причине, что государства смешивали с обществом, чего не стали делать только в XIX столетии, поэтому в «старые определения» понятия государства не вносили признака, по которому оно отличалось от всех других человеческих сообществ.
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.