История политических и правовых учений - [27]
Самобытность и исключительная плодотворность форм политической жизни в Античности основывались на собственном, принципиально отличном от Востока типе цивилизации — не письменно бюрократической, а устной, оро-акустической (от лат. orare — говорить, греч. αϕουστεομ, — слушать). Отсюда проистекает оригинальная, неповторимая природа древнегреческой демократии, которая и могла-то зародиться только в Элладе. До сих пор вызывают удивление и восхищение ее благородные идеалы и принципы, прямой и непосредственный характер, всеобщее участие в принятии политических решений, в государственном управлении, равноправие в самом что ни на есть широком смысле: например, исономия — равное для всех право выдвижения законопроекта, исэгория — равное для всех граждан право выступать в Народном собрании, исократия — равновластие, равноправность во всех смыслах. Можно перечислять целый ряд правомочий и обязанностей, оставшихся немым укором в понятиях и терминах, о которых в условиях «прогрессивной» и «развитой» демократии начала XXI в. и не помышляют.
Если брать понятийную, терминологическую сторону вопроса, то можно сделать вывод о «весомости» вклада мыслителей Востока и античного Запада. Воспользуемся на этот счет размышлениями Гегеля, не допускавшего легковесных и поверхностных суждений. В заслугу китайской и индийской философской мысли он поставил разработку категории «ничто». Древние же греки оказываются далеко впереди в осмыслении понятийного аппарата общественно-политической, правовой и философской науки. Так, во взглядах Парменида впервые формулируется понятие «бытие» в смысле чистого мышления, что послужило начальным этапом развития логической науки. Категория «становление» связана с разработками Гераклита; категория «для-себя-бытие» (так ее называет Гегель) — с атомистикой Демокрита; категория «количество» ввел Пифагор; понятие «мера» — Протагор; категория «сущность» раскрывается в работах Платона; категория «понятие» — в трудах Аристотеля; философия стоиков, скептиков, эпикурейцев соответствует понятию «субъективность»[19]. С полным основанием сказанное относится к политико-юридическим терминам в самом строгом смысле слова: «государство», «политика», «право», «справедливость», «закон», «демократия» и т. и., без чего немыслимо представить ни нынешнюю политико-правовую мысль, ни государственную деятельность, ни юридическую практику.
Впрочем, количественная сторона не исчерпывает вопроса, сейчас можно оценить и качество античного наследия. Здесь уже другой классик современной социологической и культурологической мысли П. А. Сорокин с помощью собственной методики статистической оценки менталитета и влияния на его развитие идей тех, чей вклад наиболее значителен, приходит к красноречивым результатам. По индексной оценке (от 1 до 12 баллов) влияния философии первый ряд (12 балов) заняли Платон, Аристотель и их последователи: Плотин, Блаженный Августин, Фома Аквинский. Любопытно, что представители следующей за ними группы — К. Маркс, Г. Гегель, Дж. Локк, Р. Декарт, Д. Юм — получили по 8 баллов[20].
Самыми восторженными оценками непреходящего значения всего созданного творцами древнегреческой науки и культуры можно заполнить не одну страницу. На такой позиции стояли видные представители разных стран и эпох, различных идеологий и направлений научной мысли: и русский энциклопедист-академик В. И. Вернадский, и немецкий физик В. Гейзенберг, и английский философ Б. Рассел, и французский политолог Р. Дебре. Представляется уместным вспомнить классиков прошедшей эпохи, призывавших чаще возвращаться «к достижениям того маленького народа, универсальная одаренность и деятельность которого обеспечили ему в истории развития человечества место, на какое не может претендовать ни один другой народ»[21].
Насколько очевиден факт, что античная Греция есть родина политико-правового знания, настолько же неочевидны обстоятельства, сделавшие ее таковой. В мире много загадок, и легковесная уверенность в их непременном познании едва ли уместна. Таинственно зарождение жизни в неорганической среде, возникновение сознания у человека. Причины появления именно таких государственно-правовых, политических учений именно в данном месте, в данное время и у данного народа скрыты от нас. Остается, не впадая в агностицизм, вспомнить известную в науке максиму «ignoramus et ignorabimus» — «не знаем и не узнаем». Хотя попытки, и, как показывает время, безосновательные, выстроить исчерпывающий перечень таких причин или даже свести их к одной экономической первопричине предпринимались.
В недалеком прошлом официальная идеология настойчиво насаждала тезис о том, что экономика, господствующая форма собственности являются альфой и омегой человеческого бытия, определяя в конечном счете все на свете, включая право, правосознание, правовое общение людей, их мысли. Всемерно поддерживался тезис о том, что способ производства, хозяйственная деятельность дают непосредственный толчок наукам, формируя их предмет и направленность. Проблема становления политико-правовых учений, не раскрывшая до сих пор всех своих тайн, заставляет основательно усомниться в ценности бытовавших idoli theatri («призраки театра», Ф. Бэкон).
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.