История Первой мировой войны - [18]

Германцы были ближе к истине, хотя истинное положение едва понималось одним-двумя проницательными непризнанными умами. Теория «нации с оружием» развилась в Германии в течение XIX столетия. Эта теория представляла народ скорее как резервуар, питающий армию подкреплениями, чем как мощную реку, поглощающую много притоков, причем армия является только одним из них. Их концепцией была «нация с оружием» — но не «нация в войне». Даже сегодня эта основная истина сохраняет полное значение во всем своем объеме и со всеми вытекающими из нее последствиями. В течение 1914–1918 годов воевавшие народы последовательно мобилизовали для нужд войны науку, изобретательную силу и техническую ловкость инженеров, физический труд, индустрию, наконец — перо пропагандиста. Это сочетание многих сил в течение продолжительного времени представляло собой хаотический водоворот — старый порядок уже рухнул, а новый еще не народился. Лишь постепенно все эти силы пришли к полезному взаимодействию. И все же еще спорен вопрос, действительно ли даже к последней фазе войны это взаимодействие достигло высшего предела согласования, которое направляло бы все эти разнообразные силы к одной цели.

Германская армия 1914 года родилась в наполеоновских войнах. В своем детстве она была вскормлена Гнейзенау и Шарнхорстом, а в отрочестве ее воспитывали Мольтке-старший и Роон. Зрелости она достигла в войну 1870 года, блестяще выдержав испытание в борьбе с плохо снаряженной и дурно руководимой французской армией. Воинская повинность распространялась на всех физически годных граждан; государство лишь отбирало нужное ему число людей. В течение короткого срока службы им давалась военная подготовка, а затем они возвращались к гражданской жизни. Целью и характерной чертой этой системы было стремление создать крупный резерв, на основе которого можно было бы во время войны развернуть массовую армию.

Каждый гражданин нес службу в течение двух или трех лет, в зависимости от того, в каком роде войск он служил. За этим следовало четырех- или пятилетнее пребывание в резерве. Потом он служил 12 лет в ландвере и, наконец, переходил в ландштурм, в котором и числился с 39 до 45 лет. Кроме того, существовал эрзац-резерв, в который входили те, кто не был призван на регулярную службу.

Этой организацией и совершенством подготовки объясняется секрет первого крупного сюрприза войны, который стал почти решающим. Вместо того, чтобы смотреть на резервистов как на войска сомнительного качества, годные только для решения вспомогательных задач или для гарнизонной службы, немцы оказались в состоянии во время мобилизации удвоить почти каждый корпус первой линии, создав при нем резервный корпус — и имели оправданное событиями мужество применить эти войска в открытом поле. Неожиданность эта опрокинула французские расчеты, чем сорвала весь французский план кампании.

Немцев часто упрекали во множестве просчетов — и значительно реже давали заслуженную оценку правильности многих их предвидений. Но только они смогли понять то, что сегодня воспринимается аксиомой: имея высококвалифицированные кадры инструкторов, можно быстро создать крепкую армию даже из рекрутов с краткосрочной подготовкой.

Германские офицеры и унтер-офицеры долгосрочной службы по уровню технических знаний и по мастерству не имели себе равных на континенте. Но хотя германская военная машина и была сколочена тренировками, необходимую прочность она приобретала также и другим путем.

Психологические элементы играют равную часть как в «национальной», так и в профессиональной армии. Но одного Esprit de Corps было недостаточно, стимулом для высокого морального импульса в требуемом действии стала глубоко укоренившаяся вера в политику, ради которой граждане призывались на войну.

Руководители Германии работали над многими поколениями, чтобы внушить народу патриотическую убежденность в величии судьбы их страны. И если противники Германии в 1914 году пошли в бой с твердой уверенностью в правоте своего дела, то все же у них не было времени, чтобы превратить этот пламенный патриотизм в подобие той заранее организованной дисциплины, которая в течение долгих лет выковывалась в Германии. Армия была близка германскому народу. Он гордился ею, несмотря на беспримерную строгость армейской дисциплины.

Этот единственный в своем роде инструмент находился в руках Генерального штаба, который благодаря строгому отбору и подготовке не имел равного себе в Европе ни по профессиональным знаниям, ни по искусству — хотя и ему не удалось избежать некоторой умственной рутины, характерной для всех профессий. Увы, исключительное умение всегда является результатом долгой практики — а постоянная практика и повторение неизбежно ведут к выхолащиванию оригинальности и гибкости мышления. Кроме того, в профессиональной армии обязательным правилом является выдвижение по старшинству — принцип, который очень трудно обойти. Немцы, правда, склонялись к системе контроля штаба над командиром. Как правило, на практике это передавало фактическую власть в руки более молодых офицеров Генерального штаба. Как свидетельствуют военные мемуары и документы, начальники штабов различных армий и корпусов часто принимали быстрые решения, не давая себе труда посовещаться с командирами. Но такая система имеет и свои теневые стороны. Отсюда брались и те палки в колесах, которые довольно часто тормозили германскую военную машину, в остальном хорошо смазанную и исправно работавшую.