История пчел - [74]

взяло надо мной верх.

Извиваясь, я ерзал по земле, когда позади послышались шаги. Шаги отца. Он все-таки пришел и увидел, однако совсем не то, что я так жаждал показать ему. Он видел только меня, ребенка, каким я тогда был, и мой великий, безграничный стыд.

Эти минуты… Я лежу на земле. И мой отец — сперва он изумился, а потом я услышал его смех, отрывистый и холодный, в котором радость уступила место отвращению и издевке. Посмотри на себя. Ты жалок. Какой позор. И какой же ты примитивный.

Это было хуже всего на свете, хуже ремня, которым меня отстегали вечером, хуже пронизывавшей все тело боли, которая не давала спать ночью. Мне так хотелось показать ему, объяснить и поделиться моим воодушевлением, но ничего, кроме стыда, он не увидел.

Джордж

Я доехал до центра Отима. Хотя какой это центр. Весь Отим — это, считай, один-единственный перекресток и есть. Шоссе, которое вело на север, пересекалось с таким же, но ведущим в западном направлении, и на этом перекрестке стояло несколько домов. Бензин у меня заканчивался, но заправляться я не стал. Я взял в привычку заливать по полбака, а потом ездил, пока эти полбака не закончатся. Словно дешевле залить половину в пустой бак, чем до конца наполнить уже наполовину полный.

У исчезновения пчел имелось теперь научное название — синдром разрушения пчелиных семей. И все его повторяли. Я повертел слова на языке. Как камешки. В них был и свой ритм, и даже буквы в названии выстроены симметрично: «с», потом «р» и «п» и опять «с». Как строчка из стишка. Синдром разрушенья пчелиных семей. Пчелодром семяшенья. Раздром пчелоченья. А еще в нем чудилось что-то медицинское, как будто оно описывало явление, возникшее не на моей пасеке, а в просторной лаборатории, где расхаживают люди в белых халатах и висят камеры на стенах. Я этого названия никогда не произносил. Не я его придумал. Случившееся я называл исчезновением. Или проблемами. Если же настроение у меня было плохое — а такое случалось нередко, — то иначе как сучьей хренью я эту ситуевину и не величал.

Единственное свободное место на парковке перед банком было между зеленым пикапом и черным седаном, причем машина моя явно входила впритык. Я огляделся, но на всей улице другого подходящего места не обнаружил. Подъехав задом к пикапу, я еще немного сдал назад. Терпеть не могу параллельную парковку, прямо как не мужик, и до последнего стараюсь припарковаться как-нибудь иначе. Но об этой моей слабости даже Эмма вряд ли догадывается. Вот только на этот раз мне до зарезу надо было в банк. Причем сегодня же. Я и так уже затянул хуже некуда. Дни шли, а я терял деньги. Дни шли, ульев у меня не было, а на лугах цвели цветы.

Я вывернул руль вбок, сдал назад, наполовину проехав мимо пикапа, вернул руль в прежнее положение и отъехал еще немного назад.

Криво. Слишком уж я высунулся на тротуар.

Ладно. Опять выезжаем.

Проходившая мимо дамочка с интересом посмотрела на меня, и я вдруг почувствовал себя подростком, севшим за руль вчера.

Я собрался с духом и попытался заново. Спокойно вывернул руль, медленно сдал задом и выровнял машину.

Сучий потрох!

Тут просто места мало, поэтому у меня ничего и не выходит! Я выехал оттуда и покатил к расположенной чуть поодаль общественной парковке. С какой стати мне вообще впиявилось припарковаться прямо перед банком? Совсем обленился, как, впрочем, вся страна. Могу и пешочком пройтись — небось ничего со мной не случится.

В зеркало заднего вида я увидел, как к месту, откуда я выехал, подрулил здоровенный «шевроле». Он слегка повернул и ловко, одним движением, встроился между машинами.

* * *

Когда я открыл дверь и вошел в банк, холодный воздух из кондиционера чуть с ног меня не сбил. Оттого что я так облажался с парковкой, меня слегка потряхивало, потому я спрятал руки в карманы.

Элисон сидела на своем месте, щелкая по клавиатуре. У нее хватало смелости одеваться как взрослая женщина, вот и теперь на ней была блузка в цветочек, элегантная и отглаженная, которая отлично сочеталась с ее молодой веснушчатой кожей и ярко-зелеными глазами. Выглядела Элисон чистенько и пахла тоже чистотой. Она подняла взгляд и улыбнулась. С такими зубами ей бы зубную пасту рекламировать.

— Джордж, привет! Как поживаешь?

Встречаясь в банке с Элисон, я чувствовал себя немного особенным, словно был самым ее любимым клиентом. Иначе говоря, работу свою она знала.

Я плюхнулся на стул перед ее столом. Чтобы она не заметила, как у меня дрожат руки, я на них сел, но от шерстяной обивки ладони зачесались, и тогда я положил руки на колени — так дрожь наконец унялась.

— Давно тебя не было. — Она вновь сверкнула зубами.

— Это точно.

— Как дела у вас? Все живы-здоровы?

— Вообще бывало и получше.

— Ох, ведь и правда, я и позабыла. Прости! — Белые жемчужины скрылись за пухлыми юными губами.

— Но я как раз подумал, что ты поможешь нам выбраться из этой передряги. — Я улыбнулся.

Однако ответной улыбки я не дождался. Элисон сразу посерьезнела.

— Я сделаю все, что в моих силах.

— Все, что в твоих силах? Вот и отлично, об этом я даже и не мечтал. — Я было рассмеялся, но подумал вдруг, что она решит, будто я к ней клеюсь, и опять засунул руки себе под зад.