История патристической философии - [349]
Голос Отца, о котором говорит Орфей, это не кто иной, как Логос, всегда существующий вместе с Отцом.
Еще ниже (II 18 и сл.) Кирилл полемизирует с Юлианом, который противопоставлял научное изъяснение Платона касательно происхождения мира, соответствующему изъяснению Моисея, изложенному в Книге Бытия. В заключительной части (II 24) своего ответа Юлиану, Кирилл показывает, что если Моисей и выражался просто, то это потому, что он был движим учительными и этическими, а не чисто научными намерениями: но как разнятся между собой простая, но ясная космология Моисея и сумбурная космология Гесиода! В этом утверждении заключено неодобрение «Теогонии» языческого поэта, которая цитировалась с целью осмеяния (стихи 108—137) в II 25.
После свидетельств поэтовтеологов Греции в поддержку христианской истины рассмотрению подвергаются свидетельства философов. В этой области наш писатель проявляет общирную осведомленность, даже если эти знания получены им из вторых рук, к примеру, из доксографий. В I 38—39 Кирилл приводит извлеченные из какого–то учебного пособия различные учения о боге, сформулированные Фалесом, Демокритом, Анаксимандром, Аристотелем и стоиками. Для ознакомления с этими философами (прямой доступ к которым, к сожалению, стал невозможен) Кирилл, судя по всему, базировался на сборнике «Учения философов», ошибочно приписывавшемся Плутарху.
Что касается Пифагора (142), Кирилл прибегает к тексту, нам неизвестному, но восходящему к ранним временам апологетики: действительно, содержащиеся в нем сведения пребывают в согласии с теми, которые поставляет нам анонимный автор «Увещания к эллинам» (гл. 11). А значит, даже Пифагор является авторитетным языческим свидетелем существования единого бога:
«Бог един; он не пребывает, как полагают некоторые, вне мира, но есть всё во всём, круг мира, надзиратель за всем творением, соединение всех веков, свет своих собственных сил и своих собственных дел, начало всех вещей, светоч неба и отец всего, ум и одушевитель мира и движение всех [его] сфер».
В тексте Кирилла можно также обнаружить (I 43) знаменитую фразу Платона («Тимей», 28с), к которой обычно прибегали как платоники, так и христиане начиная со II в.:
«Конечно, творца и родителя этой вселенной нелегко отыскать, а если мы его и найдем, о нем нельзя будет всем рассказывать» [119].
Это утверждение могло бы уходить своими корнями в христианское учение, утверждает Кирилл. «Слава Божия крыет слово» [120], действительно заявляет Священное Писание (Притч. 25, 2), а также в 1 Кор. 13, 12 говорится, что Бога можно видеть только в зерцале и гадательно.
Не исключено происхождение из доксографического источника также и другого знаменитого места Платона, часто встречающегося в сочинении Кирилла для опровержения того, что боги, традиции которых Юлиан намеревался защитить, суть не боги, но могли бы быть «произведением» верховного бога, а потому не являлись бы истинными богами (см. II 31–33). Речь идет о «Тимее», 41аb: «Боги богов! Я — ваш демиург и отец вещей, а возникшее от меня пребудет неразрушимым, ибо такова моя воля, […] А потому, хотя вы, однажды возникнув, уже не будете совершенно бессмертны и неразрушимы…» (курсив принадлежит нам и служит для выявления того доктринального аспекта, который вызывал у Кирилла наибольший интерес). Таким богам, или демонам, Бог не мог доверить свои собственные прерогативы — такие, как прерогатива стать творцом мира: см. II 40–41; 45; 48–49).
Далее, начиная с И 13, обсуждается сотворение мира, исходя из повествования Книги Бытия. Также и в этом случае Кирилл прибегает к «Учениям философов», чтобы перечислить различные точки зрения, выдвинутые на этот счет (Пифагор, Демокрит, Эпикур и другие). Еще ниже (II 22, см. также II 52) он неизменно обращается опять–таки к творчеству псевдо–Плутарха, ради доказательства того, что идея Бога проистекает от восхищения, испытываемого перед красотой мира.
Позиция Кирилла выражена в главе 16. Как он обошелся с учением о существовании единственного Бога, то же самое он теперь повторно делает в связи с учением о сотворении мира, то есть он утверждает, что Платон и Пифагор являлись теми языческими философами, которые придерживались самых правильных представлений, поскольку они долго проживали в Египте: итак, наш писатель воспроизводит вульгаризированные сведения, относящиеся к их биографии. Проживая в Египте, они имели возможность осуществить свой «плагиат», так как примкнули к учению Моисея, не заявляя об этом открыто.
В заключительной части одной доксографии, отражающей различные мнения греков о боге, наряду с некоторыми цитатами, почерпнутыми из «Герметического корпуса» (I 43—44 и другие места, которые мы рассмотрим позже, стр. 782), встречается место из Софокла (TGF 10 25):
«Только один, воистину только один есть Бог, сотворивший небо и пространную землю, зеленовато–синее бурление моря и мощные порывы ветра; мы же, многочисленные смертные, блуждая в нашем сердце, воздвигли статуи богов, сделанные из камня и дерева, ради утешения в наших горестях».
Этот текст, несомненно, извлечен из какого–то апокрифического фрагмента; он обнаруживается также в «Увещаниях к эллинам», гл. 18; у Климента Александрийского «Протрептик», 7, 74,2 и «Строматы», V 14, 113; у Евсевия, «Евангельское приуготовление», XIII 13, 40; у Феодорита, «Врачевание эллинских недугов», VII 46.
Книга будет интересна всем, кто неравнодушен к мнению больших учёных о ценности Знания, о путях его расширения и качествах, необходимых первопроходцам науки. Но в первую очередь она адресована старшей школе для обучения искусству мышления на конкретных примерах. Эти примеры представляют собой адаптированные фрагменты из трудов, писем, дневниковых записей, публицистических статей учёных-классиков и учёных нашего времени, подобранные тематически. Прилагаются Словарь и иллюстрированный Указатель имён, с краткими сведениями о характерном в деятельности и личности всех упоминаемых учёных.
Монография посвящена одной из ключевых проблем глобализации – нарастающей этнокультурной фрагментации общества, идущей на фоне системного кризиса современных наций. Для объяснения этого явления предложена концепция этно– и нациогенеза, обосновывающая исторически длительное сосуществование этноса и нации, понимаемых как онтологически различные общности, в которых индивид участвует одновременно. Нация и этнос сосуществуют с момента возникновения ранних государств, отличаются механизмами социогенеза, динамикой развития и связаны с различными для нации и этноса сферами бытия.
Из кн.: Афонасин Е.В. Античный гностицизм. СПб, 2002, с. 321–340.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.