История патристической философии - [350]
В равной мере в 144 цитируется Ксенофонт (ср. «Воспоминания о Сократе», IV 3, 14):
«Итак, тот, кто сотрясает всякую вещь, оставаясь, однако, прочным в качестве великой и могущественной сущности — выявлен; но темным остается то, каким образом он пребывает в своей форме. Но несомненно даже солнце, которое, как представляется, освещает всякую вещь, несмотря на это не позволяет судя по всему видеть себя, но если кто–то дерзновенно вперит в него свой взор, он теряет зрение».
Речь идет о месте, деформированном из ясных апологетических соображений: оно встречается также у Климента Александрийского («Протрептик», 7, 71, 3 и «Строматы», V 108,5).
Ведь, как известно, в те времена циркулировали цитаты из классических авторов, приспособленные к целям апологетики, либо откровенные фальсификации.
Помимо контекстов доксографического типа, Кирилл задерживается на платонических концепциях, два места из которых мы считаем интересными. В III649 АС два раза цитируется Платон. Первая цитата приводится после изложения знаменитого места из Рим. 1, 2, в котором говорится, что невидимые реальности Бога, сушествуюшие с начала сотворения мира, могут созерцаться совокупно с Его вечной силой и божественностью благодаря чувственным вещам: это хорошо известный мотив познания Бога через красоту сотворенного. Ради подтверждения этого места из апостола Павла Кирилл цитирует место из Платона, которое, однако, не принадлежит ему; более того, исследование на материале Thesaurus Linguae Graecae в Высшем Педагогическом Училище Пизы, проведенное нами с целью уточнения автора этой цитаты, оказалось бесплодным. Но в любом случае место это гласит следующее:
«Двигаясь от красоты вещей чувственных, будет необходимо взойти к умопостигаемой красоте Бога, и, если отталкиваться от красоты, обретающейся в законах и в добрых нравах, должна открыться для созерцания его добродетель».
Судя по всему, это концепция некоего среднего платоника: в ней улавливаются отголоски Алкиноя, «Дидаскалия», главы 5 и 10, который, в свою очередь, парафразирует знаменитое место из Платона, «Пир», 210 bс.
Непосредственно после приведения этого места, Кирилл продолжает ход своих рассуждений, отмечая, что дорога, ведущая к созерцанию Бога, исходя из чувственных реальностей, приводит нас к познанию не только Отца, но также и Сына. Причем и Платон, «несмотря на то, что он поместил первого бога, как он выражается, в одном месте, в область покоя и неподвижности, осознавал, что в другом смысле, то есть через второго бога, первый пребывает в движении демиургической активности». И Кирилл еще раз цитирует Платона, где тот еще отличает первого бога от второго бога, утверждая, что первый неподвижен, а второй пребывает в движении и оба суть разные роды жизни, которые с ними соединены. Итак, это место, хотя и не принадлежит Платону, принадлежит, однако, среднему платонику, а точнее — Нумению: и действительно, речь идет о фрагменте 15 des Places, который, следовательно, цитировался не только Евсевием, «Евангельское приуготовление», XI 18, 20—21, как полагали до сих пор, но также и Кириллом. Можно было бы предположить, что Кирилл извлек этот фрагмент из Евсевия; но затруднительно так считать в силу того факта, что Евсевий открыто приписывает его Нумению (см. XI 18, 13), в отличие от Кирилла.
На втором месте стоит свидетельство Платона. В «Тимее» (31а) Платон утверждает, что мир единичен и что не существует множества миров:
«Оно [небо] одно, коль скоро оно создано в соответствии с первообразом. Ведь то, что объемлет все умопостигаемые живые существа, не допускает рядом с собою иного; в противном случае потребовалось бы еще одно существо, которое охватывало бы эти два и частями которого бы они оказались, и уже не их, но его, их вместившего, вернее было бы считать образцом для космоса. Итак, дабы произведение было подобно всесовершенному живому существу в его единственности, творяший не сотворил ни двух, ни бесчисленного множества космосов, лишь одно это единородное небо, возникши, пребывает и будет пребывать» [121].
Существование Сына как Бога (это отрицается Юлианом, который считает, что и Моисей учил о существовании только одного Бога) подтверждается традиционными свидетельствами христианской экзегезы: Кирилл цитирует слова Книги Бытия («сотворим человека по образу нашему и по подобию»), которые, по его мнению, не обращены Богом к ангелам, но к полноте Троицы (910 CD); в эпизоде с жителями Содома Бог обращается к Самому Себе, или, если быть более точным, Отец разговаривает с Лицами, находящимися при Нем, или же изливает дождем огонь на развращенный город благодаря второму Лицу, бывшему рядом с Ним (912 А). Следовательно, и Сын включен в определение «Бог». Это подтверждается и Платоном, который утверждает («Тимей», 40de, место, процитированное еще несколько дальше, 936С):
«Повествовать о прочих божествах и выяснять их рождение — дело для нас непосильное. Здесь остается только довериться тем, кто говорил об этом прежде нас; раз говорившие сами были, по их словам, потомками богов, они должны были отлично знать своих прародителей. Детям богов отказать в доверии никак нельзя, даже если говорят они без правдоподобных и убедительных доказательств, ибо, если они выдают свой рассказ за семейное предание, приходится им верить, чтобы не ослушаться закона»
Книга будет интересна всем, кто неравнодушен к мнению больших учёных о ценности Знания, о путях его расширения и качествах, необходимых первопроходцам науки. Но в первую очередь она адресована старшей школе для обучения искусству мышления на конкретных примерах. Эти примеры представляют собой адаптированные фрагменты из трудов, писем, дневниковых записей, публицистических статей учёных-классиков и учёных нашего времени, подобранные тематически. Прилагаются Словарь и иллюстрированный Указатель имён, с краткими сведениями о характерном в деятельности и личности всех упоминаемых учёных.
Монография посвящена одной из ключевых проблем глобализации – нарастающей этнокультурной фрагментации общества, идущей на фоне системного кризиса современных наций. Для объяснения этого явления предложена концепция этно– и нациогенеза, обосновывающая исторически длительное сосуществование этноса и нации, понимаемых как онтологически различные общности, в которых индивид участвует одновременно. Нация и этнос сосуществуют с момента возникновения ранних государств, отличаются механизмами социогенеза, динамикой развития и связаны с различными для нации и этноса сферами бытия.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.