История Невского края - [73]
Несмотря на то что генерал-аншеф граф Б. X. Миних, оставленный главным начальником в покинутом царем городе, всячески старался поддержать в нем прежнюю оживленность: устраивал балы, празднества, парады, фейерверки — Петербург катастрофически пустел. Вслед за дворянами с берегов Невы стали уезжать купцы, мелкие торговцы, ремесленники. Находящееся в Москве правительство даже попыталось принять меры для их возвращения; в указе Сената от 16 июля 1729 года говорилось: «ныне из тех переведенцев>[165] многие, покинув в Санкт-Петербурге домы свои, так же которые и домов не имели и жили в наемных домах, разъехались собою без указу в прежние и в другие городы. Того ради оных всех переведенцев купечества и ремесленных людей из всех городов с женами их и с детьми выслать на житье в Санкт-Петербург по прежнему бессрочно, и при высылке велеть им подписаться». Отдельно оговаривалась необходимость возвращения ямщиков. И хотя невыполнение этого указа грозило ослушникам лишением имущества и каторгой навечно, вряд ли кто-то вернулся: в Петербурге в ту пору для них не было почти никакой возможности заработать на жизнь.
Б. X. Миних. Гравюра Е. П. Чемесова с живописного оригинала Ж.-Л. де Велли. 1764 г.
В исторической литературе стало общим местом сожалеть о четырехлетием (с 9 января 1728 года по 15 января 1732 года) отсутствии монарха в Петербурге, вызвавшем здесь упадок и деградацию; всегда при этом упоминается о поросших травой улицах, разваливающихся постройках, забегающих в город волках и т. п. И конечно, внезапная смерть Петра II от оспы в таком контексте воспринимается как счастливая случайность, не произойди которой наш город, вероятно, был бы обречен если не на полное исчезновение, то, по крайней мере, на вечное безрадостное прозябание. И все это действительно так.
Однако, как нам уже хорошо известно, город возник на этом месте задолго до основания крепости на Заячьем острове, и не только воля Петра Великого, но и множество исторических, экономических, культурных обстоятельств способствовали тому, что представители разных народов и племен селились здесь, занимались торговлей, ремеслом, хозяйством. Переезд столицы в Москву не уничтожал Петербург, а только возвращал его к прежней, органичной для него роли свободного от великодержавности многонационального портового города, стоящего в точке взаимодействия европейской и азиатской цивилизаций (разумеется, с поправкой на его административную включенность в деспотическое российское государство). Те, кто теперь покидал Петербург, были переселены сюда царем-реформатором. Но было много и тех, кто оказался здесь по доброй воле, для кого пребывание на берегах Невы было и естественно, и выгодно. Для многих как европейских, так и русских коммерсантов деятельность в Петербурге открыла новые, необычайно выгодные перспективы. Не случайно датчанин Педер фон Хавен, посетивший Россию в 1736–1739 годах, отмечал в Петербурге среди причин быстрого роста численности населения присутствие в нем императорского двора, коллегий, гвардии, и все же главной из этих причин считал процветающую здесь торговлю как западными, так и восточными товарами.
Избавившись от опеки верховной власти, город на короткое время получил возможность хотя бы отчасти развиваться свободным и естественным путем, по своим внутренним законам. Не случайно именно к этому времени относятся протесты петербургского купечества против подчинения местному губернатору органов городского самоуправления буржуазного типа — городовых магистратов, введенных Петром I. При этом купцы ссылались на привилегии прибалтийских городов.
В сознании сегодняшних петербуржцев глубоко укоренен комплекс «брошенной столицы», для многих из нас достойное существование города связывается исключительно со столичным статусом. Однако история показывает, что это далеко не так, что сущность и геополитический потенциал Петербурга вовсе не исчерпываются той столично-имперской функцией, которая была ему задана Петром Великим.
События, произошедшие в Москве после неожиданной смерти Петра II, трактуются историками как имевшая большие шансы на успех попытка ограничения самодержавия в России. Верховный тайный совет, фактически возглавлявшийся в то время князем Д. М. Голицыным, постановил призвать на царство племянницу Петра Великого, курляндскую герцогиню Анну Иоанновну, при условии подписания ею «Кондиций», которые передавали значительную часть властных полномочий Верховному тайному совету. Верховники, как известно, потерпели неудачу — абсолютная монархия сохранялась в России еще без малого двести лет. Для нас же важно подчеркнуть, что эта попытка кардинального изменения формы государственной власти в России была связана не с Петербургом, а с Москвой. И этому есть свои объяснения.
Допетровская Россия имела свою традицию «ситуативного» ограничения царского единовластия: в Москве существовал придворно-аристократический орган власти — Боярская дума, с «приговорами» которой в некоторых случаях цари вынуждены были считаться (речь идет, конечно, о царях, избранных боярами на царство, например о Василии Шуйском или Михаиле Романове). Упразднение Боярской думы явилось частью петровской реформы государственной власти. Авторы «Кондиций» были представителями старой русской аристократии, для которых установленный Петром I деспотический режим, дававший монарху абсолютную власть над любым его подданным вне зависимости от его знатности или заслуг, был оскорбителен и потому неприемлем. И хотя в своем стремлении ограничить произвол царской власти они ориентировались не только на слабые российские традиции, но и на опыт западноевропейских государств, который, как показывают сохранившиеся документы, был им хорошо известен, их надежды на осуществление этих планов были связаны, конечно, не с Петербургом. Традиция самоуправления, которая существовала на берегах Невы до начала XVIII века, была, во-первых, уже утрачена, а во-вторых, абсолютно неизвестна и чужда российской знати. Петербург в послепетровское время связывался исключительно с имперским, самодержавным типом государства.
