История Невского края - [50]
Главным стимулом к развитию мореплавания в европейских странах в ту пору являлось наличие у них обширных заморских колоний. Использование морского флота как средства транспортной связи с колониями не только окупало затраты на строительство и содержание кораблей, но и приносило очень высокий доход. Российские же колонии — Урал, Сибирь, Дальний Восток — не отделялись от метрополии морскими пространствами, и, хотя их освоение привело к открытию новых водных маршрутов, например вокруг Камчатки, все же основные дороги туда лежали по суше или по рекам. И. Г. Фоккеродт>[124], анализируя целесообразность строительства флота в России, пришел к аргументированному и весьма категоричному выводу: «…русский флот для обороны государства лишний, при нападении соседей неудобен и не поддерживает никакой торговли, ни мореплавания». (Впрочем, исключение, по мнению автора этого рассуждения, составлял галерный флот, в допетровское время не применявшийся на Балтике и в некотором отношении оказавшийся весьма удобным.) Конечно, начатое при Петре овладение русскими навигационным и кораблестроительным делом принесло впоследствии плоды в самых разных областях общественной и государственной жизни, но оно не способствовало общему экономическому росту страны, а наоборот, требовало больших и долговременных казенных вложений (на нужды флота в петровское время уходило примерно 30 % годового бюджета страны). И в этом отношении выход к морю и создание морского флота не были для русского государства жизненной необходимостью.
Остается, наконец, только одна причина, по которой России был необходим выход к морю — соображения международного престижа. Претендовать на роль мировой державы, не имея собственного морского флота, в то время было невозможно. Продемонстрировать миру свою силу, победив умелого соперника, вернув себе прежние владения, явившись неожиданно на море со своим флотом, — вот что имел в виду Петр, выступая против Карла XII.
Прибалтийские земли привлекали Петра еще и своей очевидной принадлежностью к европейскому культурному ареалу. Формула итальянского путешественника Франческо Альгаротти, вошедшая в обиход благодаря А. С. Пушкину, — «окно в Европу» — очень точно отражает роль, которая отводилась Невскому краю в представлении Петра. Это была роль канала, которым азиатская по сути страна присоединялась к европейскому культурному пространству; канала, через который европейская культура должна была распространиться по всей России. Ижорская земля интересовала Петра как функция, как инструмент преобразования всей страны. И этой функции она была абсолютно адекватна.
Нужно сказать, что подданные Петра неоднозначно отнеслись к присоединению новых земель, к необходимости оборонять их, обживать и обустраивать. Кто-то, вероятно, разделял удовлетворение царя от новых территориальных приобретений и понимал, какие выгоды может принести обладание невским торговым путем и побережьем Балтики. Но, как показала исследовательница О. Г. Агеева, большинству русских, видевших ценность земли прежде всего в ее плодородии, эти мало пригодные для сельского хозяйства территории вовсе не казались привлекательными. Многим представлялось, что за свои завоевания царь возьмет большой выкуп и отдаст их шведам обратно>[125].
Это во многом предопределило и характер поведения русской армии на завоеванных территориях. Несмотря на царские запреты «разорение чинить» на занимаемых землях и даже показательную казнь «неких калмыцких татар>[126], которые противно указу чинили» (см. документ № 6), жители Ливонии, Ингерманландии, Карелии>[127] подвергались жестокому насилию со стороны завоевателей. Мирные обыватели тысячами захватывались «в плен», отправлялись в Россию, где затем продавались в холопы; хутора и деревни грабились и сжигались. Фельдмаршал Б. П. Шереметев, командовавший основными силами российской армии в первый период войны, сообщал царю в начале 1702 года: «Посылал я во все стороны пленить и жечь; не осталось целова ничево, все разорено и пожжено, и взяли твои государевы ратные люди в полон мужеска и женска полу и робят несколько тысяч, также и работных лошадей, а скота с 20 000 или больше, кроме того, что ели всеми полками, и чего не могли поднять, покололи и порубили; а я чаю, что вдвое больше будет». Поэтому, как пишет историк Е. В. Анисимов, «было бы неверно думать, что местное население (в том числе и русское) единодушно и радостно приветствовало приход армии Петра». Многие жители поспешили покинуть свои дома и удалиться в Финляндию, те же, кто остался, прятались в лесах, и по мере своих возможностей оказывали русским сопротивление. Анисимов приводит выдержку из письма фельдмаршала Б. П. Шереметева Петру о настроениях местного населения: «Чухна не смирны, чинят некия пакости и отсталых стреляют, и малолюдством проезжать трудно, и русские мужики к нам неприятны: многое число беглых из Новгорода и с Валдая, и ото Пскова, и добры они <более> к шведам, нежели к нам
