История моего самоубийства - [65]

— Откажутся! — вставил профессор Хау.

— Зависит — что русским платишь, — успокоил его Гутман.

— Я говорю о евреях: в Израиль — откажутся, не поедут.

Гутман бросил выразительный взгляд сначала на Сейденмана, который тоже не ел креветок, а потом на Марго, дожевывавшую уже третью, сейденмановскую, порцию. И оба наперебой стали уверять Бродмана, — Сейденман жестами, а Марго возгласами, — что за неимением выбора евреи поедут куда угодно, даже в Израиль. Потом Гутман опять же выразительно посмотрел на меня, требуя, чтобы поддержал его и я. В ответ я звякнул бокалом «Сухого родника» о высокий фужер с «Савиньоном», принадлежавший Пие. Она кивнула и поднесла его к губам:

— За вас! Я только пригублю, потому что быстро пьянею.

— Нет, за вас! И не бойтесь, кстати, пьянеть: бояться надо — когда пьешь и остаешься трезвой.

— Нет-нет, за вас! Но пить не буду: мне еще работать. А бояться надо когда кушаешь и становишься злой: взгляните на Марго.

Марго, действительно, жевала креветки и злилась на меня за то, что я не поддерживал Гутмана. Не поддерживал его и палестинский профессор, который тоже не ел креветок и говорил обиженным тоном, будто русские не пойдут на гутмановскую сделку, ибо обидятся не только палестинцы, но и другие арабы, которые и без того недовольны тем, что израильтяне размножаются с непозволительной скоростью. Гутман перебил палестинца и сказал, что арабам свойственно обижаться, а посему Бродману следует думать прежде всего об израильтянах, тем более, если он надеется стать президентом Всемирного Еврейского Комитета.

— Это правда? — спросил я Пию.

— Бродман — единственный кандидат, но многие против: жена протестантка, а внуки — черные.

— А почему черные? — не поверил я.

— А это у нас случается, когда хотя бы один из родителей негр.

— А! — сообразил я. — Везде свои обычаи: в России дети рождаются черными если их зачинать в темноте.

Пия прыснула, а Гутман осекся и побагровел. «Стерва!» — сказала по-русски Марго, после чего Сейденман сконфузился, а Гутман проглотил слюну и продолжил:

— Я бы хотел продолжить, если мисс Армстронг позволит… Я говорю, что Израиль истекает святой кровью, и ему нужны люди; не эфиопы, а грамотные и здоровые российские мужики и бабы, готовая продукция. Что же касается Америки, мы тут готовы обойтись без российского товара, тем более, что Москва начинает засылать к нам — на ублажение невзыскательных дам полуфабрикаты из дикой Грузии. Кстати, о крови, — слышали? В Израиле задержали грузинскую банду, которая во время войны украла из склада галлоны замороженной крови. Вот вы, господин Бродман, отдавали тут деньги, покупали у людей последнюю кровь для еврейских воинов, причем, по высокой расценке, и эту святую кровь воруют и продают!

— Святую кровь не покупают, Джери! — вставила Пия. — Святую кровь проливают. Это я — как журналистка.

Гутман не ответил, посмотрел на меня и заключил:

— Вот, господа, кого выпускает теперь Москва. Мы наивны, а полуфабрикаты знают о нашем простодушии, и вместо Израиля, где их раскусили, они норовят сюда, да еще — с корабля на бал! Но это другая тема. Мы обсуждаем сейчас неотложное: надо требовать у Москвы настоящий товар и гнать его туда, где в нем нуждаются. Господь Бог любит гармонию!

Когда я опомнился, поборов в себе острое желание запустить бутылкой «Савиньона» в рыжую голову тучного Гутмана и отречься от еврейского народа, — я заметил, что все смотрели в мою сторону.

— Нэдэр, — произнес Бродман, — хотите высказаться?

— Меня звать не так! — взбесился я. — Но буду! — и велел себе говорить медленно. — Я согласен с мистером Гутманом: есть готовая продукция, а есть полуфабрикаты. Особенно очевидно это среди евреев: они квинтэссенция окружения. Гейне говорил, что еврей либо взмывает к звездам, либо валится в дерьмо. Как же отличить на вид одного от другого? Господь, действительно, любит гармонию: тех, кому назначено летать, Он уберегает от лишнего веса, а тех, кому барахтаться в дерьме, покрывает рыжей растительностью, чтобы гармонировали с окружением!

Я сделал паузу и промочил горло «Сухим родником»:

— Не согласен же я с мистером Гутманом в другом, — в том, чтобы людей называть товаром, а этот товар закупать и куда-то гнать. Этого не сделать хотя бы потому, что большинство товара не желает быть угнанным. Я вот мотался по России и могу сказать, что желающих ехать меньше, чем нежелающих. И слава Богу! А из тех, кто желает, далеко не все думают об Израиле — и тоже слава Богу!

— То есть как это «слава Богу»?! — поперхнулся Гутман.

Я смотрел мимо него, в сторону Бродмана, который задал тот же вопрос, но с любопытством.

— Видите ли, у евреев — особая миссия. Долговечность народа зависит от того, насколько его миссия долговечна. Почти — как с душами в Каббале: Бог, говорят, посылает душу в этот мир, а она мается тут, блуждает из плоти в плоть, страдает, но возвратиться ввысь не может пока не очистится и не выполнит задачу…

— Гилгул! — объявил профессор Хау.

— Что? — вздрогнула Пия.

— Это называется «гилгул».

— Правильно! — похвалил я профессора. — Человечество состоит из народов, и у каждого — своя миссия. В разное время отдельные народы смотрятся величественно; зависит от обстоятельств: насколько они благоприятствуют задаче народа…