История моего бегства из венецианской тюрьмы, именуемой Пьомби - [50]

Оставшись в покое и одиночестве, я решил восстановить свое здоровье; перенесенные тяготы и усталость вызывали у меня нервные спазмы, что могло иметь серьезные последствия. Меньше чем за три недели размеренного образа жизни отменное здоровье вернулось ко мне. В это же время из Дрездена в Мюнхен приехала синьора Ривьер с двумя дочерьми и сыном: она направлялась на свадьбу старшего своего отпрыска в Париж. Я знал этого замечательного юношу, он и сегодня живет в Париже со своей многочисленной семьей, занимаясь делами курфюста Саксонского дома. Его мать, добрейшая женщина, знакомая со всеми моими родственниками, была счастлива, что может отвезти меня в единственный город во вселенной, созданный для тех, кто хочет воззвать к великодушию фортуны. Этот поворот судьбы стал предвестником многочисленных милостей, ниспосланных мне богиней на авантюрном поприще, которое мне предстояло избрать: они были чрезмерны, но я не употребил их на благо; зато я доказал своим поведением, что фортуна любит потворствовать тем, кто злоупотребляет ее благодеяниями. Пятнадцати месяцев пребывания в Пьомби мне хватило, чтобы познать все болезни моего разума, но я пробыл там недостаточно долго, чтобы выработать для себя правила, способствующие их излечению. Синьора Ривьер выехала из Мюнхена восемнадцатого декабря, уверив меня, что остановится на неделю в Страсбурге. В тот же день я получил из Венеции деньги и назавтра отправился в путь в одиночестве. Через семь часов я приехал в Аугсбург, не столько для того, чтобы повидаться с отцом Бальби, сколько для того, чтобы иметь удовольствие познакомиться с тем любезным главой капитула, который, получив рекомендацию от простой танцовщицы, по-царски принял моего злополучного спутника.

Тот был в костюме аббата, плохо напудрен, зато прекрасно устроен и накормлен. Главы капитула в городе не было. Бальби сказал мне, что хотя ни в чем не нуждается, но все равно бедствует, не имея за душой ни единого сольдо, и его удивляет, что настоятель, будучи об этом осведомлен, не дает ему время от времени пары дукатов. Я спросил, почему он не попросит денег у состоятельных венецианцев — братьев, кузенов, дядьев или друзей, но он ответил, что нажил одних лишь врагов. Ему следовало добавить, что они были такими же негодяями, как и он сам. У меня были при себе деньги, но я справился с искушением поделиться с ним: это был неблагодарный, низкий, подлый и ненасытный человек. В конце марта мне в Париж пришло письмо от благородного главы капитула, очень меня огорчившее. Он сообщал мне, что отец Бальби сбежал в неизвестном направлении вместе с одной служанкой, прихватив с собой немного денег, золотые часы и дюжину серебряных столовых приборов. В конце года мне написали из Венеции, что его опять посадили в Пьомби. Впоследствии я узнал, что из Аугсбурга он отправился вместе со служанкой искать убежище в Куор, столицу кантона Гризон[104], где попросил позволения присоединиться к кальвинистской церкви и хотел, чтобы его признали законным мужем сопровождавшей его дамы. Но когда там узнали, что он ничего не умеет делать и не способен зарабатывать себе на жизнь, ему отказали. Денег у него больше не осталось, служанка, которую он совратил, бросила его, предварительно хорошенько поколотив. Тогда отец Бальби, не зная, куда ему податься и как заработать на пропитание, решил отправиться в Бресс, город, входивший в состав Республики; там он представился наместнику, назвал свое имя, рассказал о побеге, уверяя, что раскаивается, и просил, чтобы его взяли под свое покровительство и даровали прощение. Покровительство наместника началось с того, что он распорядился посадить бестолкового кассатора[105] в тюрьму; потом он написал в трибунал, спрашивая, как ему следует поступить, и, получив приказ, отправил беглеца, закованного в кандалы, назад в Венецию, где его снова посадили в Пьомби; но там уже не было графа Асквини, поскольку, сжалившись над его преклонным возрастом, через три месяца после нашего побега его перевели в «Четверку». Пять или шесть лет спустя я узнал, что из Пьомби трибунал сослал моего бывшего спутника в монастырь, находившийся под его попечением и расположенный на возвышенности неподалеку от Фельтре; но Бальби пробыл там всего шесть месяцев: он сбежал оттуда, направился в Рим и бросился в ноги Папе Римскому Клементу XII, который даровал ему право стать священником, живущим среди мирян. Тогда он вернулся на родину, где по-прежнему влачил нищенское существование, поскольку вел безнравственный образ жизни. Когда я приехал в Венецию, он пришел навестить меня, одетый в лохмотья; я сжалился над ним и, поддавшись скорее слабости душевной, нежели нравственному долгу, сделал для него все возможное. Он закончил свои дни в 1785 году.

В Страсбурге я присоединился к милейшему семейству, с которым прибыл в Париж утром в среду пятого января 1757 года. Никогда в жизни не совершал я более приятного путешествия. Рассудительность матери, просвещенный ум сына, совершенная красота, веселый нрав и прочие таланты очаровательной дочери — все вместе составляло настолько приятное окружение, что о лучшем не приходилось и мечтать. Повидавшись