История Мэй. Маленькой Женщины - [14]

Мэй возвращается к письму, чтобы успокоиться, чтобы привести мысли в порядок, ведь Марта, пусть и где-то там, далеко, помогает ей в этом. Мэй это просто необходимо.

Понимаешь, Марта, у нас бывает не так много гостей, поэтому приезд мистера Кармайкла так нас взбудоражил. Обычно в эту глушь забираются только из любопытства: мы как животные в зоопарке, на которых интересно посмотреть, но лучше с некоторого расстояния. Люди приезжают в повозках или экипажах, наш дом – всего лишь один из пунктов их маршрута; они останавливаются поодаль, указывают на нас пальцем, иногда какой-нибудь ребенок рискнет помахать, но его тут же окрикивает мать. Ведь мы такие странные. Иногда кто-нибудь выходит из экипажа, приближается к дому и спрашивает: «Как поживаете?» И тогда отец, который ни за что не упустит случая, чтобы сделать этот мир лучше, заводит свою проповедь. Он говорит вдохновенно, глаза сверкают, голос звучит убедительно: он, как чародей, гипнотизирует приезжих своими словами. Потом кто-нибудь окликнет очарованного попутчика и зовет продолжить путь, тогда тот встряхивается, кланяется и снова забирается в экипаж, покачивая головой, будто только что избежал страшной опасности.

Потом, раз уж они тут шпионят, им нужно обязательно заехать на Уолден посмотреть на еще один ценный образчик человеческого чудачества. Это я не сама придумала, я слышала такое, правда. Интересно, как у них выпучиваются глаза и отвисают челюсти, когда они видят хижину Прекрасного Господина. Я тебе еще не рассказывала, Марта, но теперь она уже совсем достроена, и там есть все, что нужно для жизни, и ничего лишнего. Ларь для одежды, две сковородки на крючках, полка книг, небольшой письменный стол, выкрашенный зеленой краской, да стул перед ним. Ну и еще два стула, ты же знаешь, как Прекрасный Господин относится к гостям, я тебе уже писала об этом.

Впрочем, зеваки все равно не увидят, что там внутри хижины, я уверена, что Прекрасный Господин их не пускает на порог. Представляю, как он спокойно сидит, как изваяние, на камне у двери, покуривает свою маленькую индейскую трубку, машет непрошеным гостям рукой в знак приветствия, молча еле заметно улыбается и ждет, когда им надоест пялиться и они наконец уедут.

Что тут скажешь, милая Марта, наш Рай – действительно эксперимент. Отец говорит, что все это для высшего блага, но порой я предпочла бы блага попроще, просто чуть-чуть обычной жизни.

Твоя навек,

Мэй

О ведьмах и феях

Дорогая Марта!

Эйприл совсем помешалась на ведьмах. Она уверена, что нашла их пристанище в лесу за домом: грибы там образуют кружок, и на этих грибах, по словам Эйприл, они и усаживаются поболтать перед шабашем. Она не раз уговаривала меня пойти с ней посмотреть, она мне все покажет, она найдет точное место, потому что сделала пометки на кустах вокруг. Но мне неохота тратить время на эти глупые суеверия. К тому же, если ведьмы помещаются на грибах, они должны быть крохотными, правда? Так что, если уж на то пошло, это скорее феи, а не ведьмы. Маленькие индейские феи с длинными черными волосами в платьицах из выбеленной кожи.

Как бы там ни было, наш разговор услышал мистер Пэрри и тоже решил высказаться на этот счет, впрочем, весьма бестолково. Обычно такой молчаливый, он вдруг принялся что-то сбивчиво рассказывать о кострах и пытках, так что в конце концов отец перебил его, сказав, что такое никогда не должно повториться.

– Нас бы тоже, как Салемских ведьм, моралисты сожгли бы на костре, будь на то их воля, – сказал он.

Матушка сказала, что не стоит преувеличивать и что все это дела давно минувших дней.

– Не так уж и давно, – возразил отец.

Мать пропустила это мимо ушей и принялась объяснять нам – наверное, чтобы успокоить, – что когда-то ведьмами объявляли женщин, которые всего лишь лечили болезни травами. И я тут же вспомнила, что видела такую женщину, она дружит с Прекрасным Господином. Она тоже живет в хижине, но ее хижина не такая опрятная, как у него, это жалкая прилепившаяся к скале лачуга, сверху над ней нависает скальный выступ, образуя как будто вторую крышу; а издалека виднеется только темное пятно на склоне, и кажется, что это пещера, а не дом. Ее зовут Эбигейл, она всегда одета во все черное, а волосы с белыми прядями собраны в хвост, как у индианок, но она не индианка, а просто очень старая.

– Знаю, я с ней знакома, – сказала матушка (как мамы умудряются всегда всё знать?). – Хорошо, что она живет по соседству: если кто-то из нас заболеет, всегда можно обратиться к ней за помощью, и она всех вылечит благодаря своим древним премудростям.

Надеюсь. Вообще-то у меня никогда ничего не болит, даже насморк меня не берет: я вечно ношусь как угорелая и так закаляюсь. Чаще всех в семье болеет Джун – наверное, потому что она еще маленькая.

Позже, когда взрослые ушли заниматься своими делами, а мы остались, как всегда, поболтать на веранде, Оглобля заявил, что у них, то есть у него на родине, феи не такие уж добрые. «Бывают такие феи, которые подменяют младенца в колыбели: живешь с нормальным братиком и вдруг раз – обнаруживаешь вместо него детеныша феи с острыми зубами, а твой настоящий брат уже где-то в лесу, растет как трава, но забрать его нельзя, потому что только феи могут решать, пришла ли пора обменять детей обратно, – выдал он нам на одном дыхании. Слова будто вырывались у него сами собой, и он не в силах был их сдержать. Он перевел дух и продолжил: – Поэтому с младенцев никогда нельзя спускать глаз, но если заснуть, и глаза закроются сами собой, или просто отвлечься на секунду, тогда всё, пиши пропало: феи так ловко пеленают и заворачивают в одеяло своих детенышей, что их не отличить от человеческих. – Потом он понизил голос: – Мой брат – подкидыш фей. А мама из-за этого умерла виноват. – Он вытер слезы и немного помолчал. – Когда папа сидел над книгами, а мама хлопотала по дому, я должен был за ним следить. Но, наверное, в какой-то момент я отвлекся, и вот, в общем, это случилось. Теперь мой брат навсегда останется маленьким», – заключил он совсем шепотом.