История Марго - [58]

– Он утонул, – сказал кто-то.

Я отступила от перил и почувствовала гнетущую тяжесть в горле. Вдалеке завыла сирена “скорой”. Было ли все так же и с папой, визжала ли посреди ночи сирена, когда машина неслась по улицам? Кровь прилила к моим ногам, в груди поднялась волна холода. Разбудил ли он мадам Лапьер, было ли у врачей время, пытались ли его реанимировать, говорил ли он с ней, и если да, то какими были его последние слова, о чем он думал в тот момент?

Я посмотрела на безмятежно текущую реку по другую сторону моста. Такое случалось часто. Я забывала, что его больше нет, а потом туман на краткий миг рассеивался и я осознавала произошедшее острее, чем когда бы то ни было.

Становилось все труднее верить в то, что однажды папа позвонит, что он еще жив, просто мы не виделись дольше обычного. Со временем эта фантазия утратила свой успокаивающий эффект, как будто у меня выработалась невосприимчивость и магическое действие лекарства пропало.

6

Именно тогда, в те первые дни декабря, я узнала многое о Брижит и Давиде. Счастливее всего Брижит бывала осенью, примерно в то время, когда мы впервые встретились, и с наступлением зимы в ней еще оставались отблески этого сияния. Она часто наблюдала из окна кухни за убирающим листья стариком, которого я тогда видела во дворе. Ее успокаивали его размеренные движения, шарканье его ног. Это напоминало ей осенние дни, которые она проводила с родителями, разглядывая из окна деревья на детской площадке. Они жили в двадцатиэтажном доме с такими тонкими стенами, что по ночам она слышала, как кашляют соседи. Тот мир, слава богу, был давно похоронен. Он служил лишь напоминанием о том, чего она достигла. А еще ей нравилось, когда на улице холодало. От этого ее кожа подтягивалась, становилась упругой. Летом она чувствовала себя размякшей, как будто ее внутренности вот-вот должны расплавиться.

Кое-чем Брижит напоминала мне папу. Иногда она проявляла снобизм, отказываясь пить воду из-под крана. Она ругала Давида за то, что он покупает “Эвиан”, потому что сама предпочитала вкус “Аква Панны”. Для чая и кофе она брала минеральную воду. Довольно часто она высказывала мне замечания по поводу одежды – например, когда я надевала слишком открытое платье. Ханжой она не была, но обладала собственными представлениями о стиле.

Давид во многом был противоположностью Брижит. Он любил лето и прекрасно себя чувствовал в жару. Ему нравился даже душок от преющего на улице мусора. Брижит когда-то влюбилась в кислый запах его пота, смешавшийся с ароматом дезодоранта. До сих пор, ощутив этот слабый запах, она чувствовала возбуждение. Но если так пахло от другого человека, ее это отталкивало. Сама она принимала душ дважды в день.

Я обнаружила, что мне больше всего нравится наблюдать за тем, как она готовит. Она ничего не делала как в первый раз, в отличие от меня, я-то была новичком во многих сферах.

Однажды Брижит показала мне, как варить яйца всмятку. Налив в кастрюлю воды, она поставила ее на плиту. Зимой она хранила яйца под окном. Она вытащила из коробки две штуки и одно за другим опустила в бурлящую воду, едва не окунув туда пальцы. Уменьшила огонь до слабого кипения и помешивала тридцать секунд. Потом мы подождали еще шесть минут.

Все это она проделывала не задумываясь. Она варила яйца сотни раз, а я умела делать только яичницу-болтунью или глазунью. Пока все готовилось, она сбрызнула ломтики хлеба оливковым маслом. Мы ели яйца с морской солью, добавив немного красного винного уксуса.

Много лет назад она узнала об этом блюде от той самой женщины, шеф-повара. Во время их встречи повар рассказала, как делать полужидкие яйца с хлебом, обжаренным в масле, и Брижит потом восстановила рецепт по диктофонной записи.

Пока мы ели, Брижит рассказала, что в детстве пыталась подражать другим. Как и я, она была недовольна собственным телом, умом и всем, что дали ей родители. Она меня понимала. Но, в отличие от меня, она изо всех сил старалась перенять манеры своих одноклассниц, которые казались ей счастливыми и уверенными в себе. Она хотела больше походить на них.

Я сказала, что если бы эти девочки видели ее нынешнюю, они бы умерли от зависти.

– У меня ушли годы самодисциплины на то, чтобы стать такой, – сказала она. В ее голосе слышалось удовлетворение. – Ты и не представляешь, какого это требует труда, причем до сих пор.

В качестве примера Брижит рассказала мне о девочке по имени Элоиз, с которой они учились в средней школе. Учителя обожали Элоиз, и сама Брижит восхищалась ее светлыми кудрями и розовой кожей. Каждый день Брижит садилась рядом с ней и пыталась стать на нее похожей, тщетно накручивая свои прямые угольно-черные волосы на пальцы, чтобы они тоже завивались. Она чувствовала, что у этой девочки есть особый дар и что ей нужно научиться быть такой же.

Больше всего ей нравился почерк Элоиз. Круглые ровные буквы, идеально помещавшиеся на тонких голубых строчках разлинованных тетрадей. После школы Брижит имитировала ее почерк, пока не научилась выписывать такие же круглые буквы. Она писала и писала, пока на большом пальце не появлялась вмятина от ручки. Она гордилась своим достижением.