История Манон Леско и кавалера де Грие - [42]

Я оставался с ним до тех пор, пока заметил, что идет Ж. М.; тогда я отошел на несколько шагов в темное место, чтоб быть свидетелем сцены столь необыкновенной. Лейб-гвардеец подошел к нему с пистолетом в руке, и вежливо объяснил, что ему не нужны ни его жизнь, ни его деньги, но что если он окажет малейшее сопротивление и не последует за ним, или вскрикнет, хотя и не громко, то он ему размозжит череп. Ж М., видя, что с ним трое солдат, и без сомнения опасаясь пистолетного пыжа, не оказал сопротивления. Я видела, как, его повлекли, как агнца.

Я тотчас же воротился к Манон, и чтоб уничтожить у слуг всякое подозрение, входя объявил им, что нечего ждать г. де-Ж. М. к ужину. Что встретились дела, задержавшие его помимо воли, и что он просил меня пойти и извиниться перед ней и отужинать с нею, – на что я смотрю как на великую милость у такой прекрасной дамы. Она очень ловко поддержала меня. Мы сели за стол. Мы важно заседали, пока лакеи нам прислуживали. Наконец, отпустив их, мы провели один из самых прелестных вечеров в нашей жизни. Я потихоньку приказал Марселю нанять фиакр и велеть, чтоб завтра в шесть часов утра он была уже у подъезда.

Между тем, наш злой гений устраивал нашу гибель. Мы были в бреду удовольствия, а меч уже висел над нашими головами. Нить, его поддерживавшая, готова была лопнуть. Но для того, чтоб все обстоятельства нашей гибели стали понятны, требуется объяснить ее причину.

Ж. М. в то время как был задержан лейб-гвардейцем, шел в сопровождении лакея. Этот молодец, испуганный тем, что случилось с его барином, побежал назад, и первое, что уделал ради его выручки, известил старика Ж. М. о том, что случилось.

Такая неприятная весть не могла, его не растревожить. У него был, всего один сын, и для своих лет он был человек чрезвычайно подвижный. Сперва он спросил лакея, что делал его сын все время после обеда; не поссорился ли с кем-нибудь, не принял ли участия в чужом столкновении, не был ли в каком подозрительном доме. Лакей полагая, что его барин находится в крайней опасности и воображая, что для того, чтоб оказать ему помощь, не следует ничего скрывать, объяснил все, что знал о его любви к Минин, и о том, как он для нее потратился; о том, как он провел дома послеобеденное время почти до девяти часов как вышел и о несчастии, случившемся на обратном пути. Этого было достаточно, чтоб отец заподозрил, что его сын поссорился с кем-нибудь из-за любви. Хотя было уже, по меньшей мере, половина одиннадцатого, он не задумался тотчас же отправиться к г. начальнику полиции. Он попросил его послать особые приказы всем обходам и, потребовав, чтоб ему дали взвод солдат, сам направился в ту улицу, где был схвачен его сын. Он посетил все места, где надеялся встретить сына, и, не открыв его следов, приказал, наконец, вести себя в дом его любовницы, куда, как он думал, сын уже мог вернуться.

Дверь в нашу комнату была затворена, и я слышал, как постучались у подъезда; он вошел в сопровождении двух стрелков и, бесполезно справившись о том, что сталось с его сыном, вздумал посмотреть на его любовницу, не удастся ли добиться от нее какого либо сведения. И вот он, в сопровождении стрелков, входит в комнату; при его виде у нас застыла кровь. «О, Боже! это старый Ж. М.», – сказал я Манон. Я бросился к шпаге. К несчастию она запуталась в перевязи. Заметив мое движение, стрелки тотчас же подошли, чтоб схватить меня.

Хотя Ж. М. и был смущен этим зрелищем, но тотчас же узнала меня. Узнать Манон ему было еще легче.

Или это обман глаз? – важно сказал он, – или я вижу кавалера де-Грие и Манон Леско?

Я был в таком бешенстве от стыда и огорчения, что ничего не отвечал. Он, по-видимому, некоторое время переворачивал в полове разные мысли, и они точно сразу воспламенили его гнев.

А! несчастный! – вскричал он, обращаясь ко мне, – я уверен, что ты убил моего сына!

Это оскорбление сильно задело меня.

Старый мошенник! – отвечал я ему с гордостью, – если б я хотел убить кого-нибудь из твоей семьи, то начал бы с тебя.

Держите его крепче, – сказал он стрелкам. – Он должен сказать мне, что сталось с моим сыном; если он мне сейчас не скажет, что сделал с ним, то я завтра же добьюсь, чтоб его повесили.

Ты добьешься, чтоб меня повесили! – отвечал я. – На виселицу попадают такие, как ты, подлецы. Знай, что во мне кровь благороднее и чище, чем у тебя. Да, – прибавил я, – я знаю, что сталось с твоим сыном; и если ты не перестанешь раздражать меня, то я устрою так, что его до утра задушат, а затем я обещаю и тебе ту же участь.

Я поступил, безрассудно, сознавшись ему, что знаю, где его сын, но чрезмерный гнев заставил меня проговориться. Он, позвал тотчас же еще пятерых или шестерых стрелков, которые стояли у двери, и приказал им перехватать всех слуг в доме.

– А, господин кавалер! – сказал он насмешливым тоном, – вы знаете, где мой сын, и утверждаете, что прикажете его задушить; будьте покойны, мы все это приведем в порядок.

Я тотчас же понял, какую сделал ошибку. Он подошел к Манон, которая плакала, сидя на кровати; он сказал ей несколько иронических любезностей насчет ее власти и над отцом, и над сыном, и того, как она прекрасно ею воспользовалась.