История Манон Леско и кавалера де Грие - [27]

Леско сам согласится, что в моих предположениях есть известная вероятность, и что мы только таким путем можем надеяться достигнуть чего-нибудь. Я не так уже печально провел ночь.

Настало утро, и я оделся почище, насколько то было возможно в моем тогдашнем недостаточном положении, и отправился в фиакре в дом г. де-Т. Он был изумлен посещением незнакомого. Его лицо и любезность показались мне хорошим предзнаменованием. Я прямо объяснился с ним и, чтоб подогреть его природные чувства, заговорил о моей страсти и достоинствах моей любовницы, как о вещах, которым ничего нет равного, кроме их самих. Он мне сказал, что хотя никогда не видел Манон, но слышал о ней, если только речь идет о бывшей любовнице старика Ж. М. Я не сомневался, что ему известно мое участие в том приключении; ради того, чтобы он, вменив мою доверенность в достоинство, еще более расположился в мою пользу, я рассказал ему обо всем, что случилось со мной и Манон.

– Теперь вы видите, – продолжал я, – что интерес моей жизни и моего сердца в ваших руках. И тот, и другой мне равно дороги. Я ничего от, вас, не скрыл, потому что слышал о вашем великодушии и надеялся, что при одинаковом возрасте у нас найдется сходство и в склонностях.

Он, по-видимому, был сильно тронут таким знаком откровенности и чистосердечия. Он отвечал, как, светский человек, и как человек с сердцем, а свет не всегда питает чувство и часто заглушает его. Он сказал мне, что почитает мой визит за счастливый случай, что он сочтет мою дружбу за одно из самых удачных приобретений и постарается заслужить ее, оказав мне самое горячее участие. Он не обещал мне возвратить Манон, потому что, по его словам, влияние его было незначительно и ненадежно; но он вызвался доставить мне удовольствие повидаться с нею и сделать все, что только будет в его власти, чтоб она вновь очутилась в моих объятиях. Я был более доволен этой ненадежностью его влияния, чем порадовался бы его полной уверенности исполнить все мои желания. В уверенности его обещаний я усмотрел признак очаровавшей пеня откровенности. Словом, я ждал всего от его добрых услуг. Одно обещание свидания с Манон могло бы заставить меня решиться для него на все. Я отчасти высказал ему эти чувства, и таким образом, что он убедился, что по природе я не дурной человек. Мы нежно обнялись и стали друзьями. Единственно благодаря нашей сердечной доброте, и тому простому расположению, которое заставляет нежного и великодушного человека полюбить другого, ему подобного.

Он простер и далее знаки своего внимания: ибо, сообразив, мои похождения и полагая, что при выходе из тюрьмы я не мог быть в хороших обстоятельствах, предложил мне свой кошелек и настаивал на том, чтоб я его принял. Я не принял, но сказал, ему:

Нет уж это слишком. Но если вдобавок к вашей доброте и дружбе, вы устроите мне свидание с дорогой моей Манон, то я вам буду обязан на всю жизнь. Если же вы возвратите мне это милое создание, то, даже пролив за вас всю мою кровь, я все еще буду считать себя вашим должником.

Мы расстались, условившись предварительно, когда и где; должны сойтись; он, был, столь участлив ко мне, что не отложил дела дальше послеобеденного времени.

Я ждал его в кофейной, куда он явился к четырем часам, и мы вместе пошли по дороге к госпиталю. Когда мы проходили по дворам, у меня тряслись колени.

– О, могущество любви! – говорил я, – итак, я увижу идола моего сердца, предмет стольких слез и беспокойств! О, небо! дай мне силы, чтоб дойти до нее, и затем располагай, как знаешь, и моим счастьем, и моей жизнью; мне больше не о чем умолять тебя.

Г. де-Т. поговорил с некоторыми из сторожей, которые с поспешностью предложили к его услугам все, что от них зависело. Он попросил указать то отделение, где находилась комната Манон, и нас повели туда со страшной величины ключом, которым оттиралась дверь. Я спросил у провожавшего нас служителя, который, между прочим, прислуживал и ей, каким образом она проводит время в заключении. Он отвечал, что она сама ангельская кротость; что он никогда не слышал, от, нее жесткого слова; что первые шесть недель по своем прибытии она постоянно проливала слезы; но что с некоторого времени она, по-видимому, с большим терпением переносит свое несчастие и с утра до вечера занимается шитьем, за исключением нескольких чатов, посвящаемых чтению. Я спросил его, хорошо ли ее содержат. Он отвечал, что она не нуждается, по крайней мере, ни в чем необходимом.

Мы подошли к ее двери. Мое сердце страшно билось. Я сказал г. де-Т.:

Войдите одни и предупредите ее насчет моего посещения, ибо я опасаюсь, что она слишком взволнуется прямо увидав меня.

Нам, отворили дверь. Я остался в галерее. Тем не менее я слышал их разговор. Он сказал ей, что пришел ее утешить, хотя немного; что он один из моих друзей и принимает большое участие в нашем благополучии. Она с великим оживлением спросила его, не может ли он сказать, что сталось со мною. Он обещал ей, что я явлюсь к ней и паду к ее ногам, столь же нежный и верный, как только она может пожелать.

Когда же? – спросила она.

– Сегодня же, – отвечал он; – вам не долго ждать этого блаженного мгновения; он явится, как только вы пожелаете.