История любви одного парня - [69]

разобраться с ними позже. Не уверен, это самое впечатляющее, что я и видел в жизни, или самое

угнетающее.

Мы держались за руки и смотрели телевизор, но когда его телефон снова ожил, он сказал,

что ему нужно возвращаться домой. Он поцеловал меня у двери и оглядывался через плечо, пока

шел по подъездной дорожке, и написал мне на электронку тем же вечером, что все в порядке.

Себастиан действительно хорош в его «все в порядке».

Церковь сменила некоторые из своих формулировок в последнее время, и как говорил

Себастиан, это подчеркивает принятие и доброжелательность – постоянную доброжелательность –

к тем, кто борется со своей ориентацией. Но это совсем не меняет их позицию; это способ

противостоят аргументам, что церковь не приемлет ЛГБТ– сообщество. Я прочитал, что только

недавно начали высказываться против конверсионной терапии, говорят, что смена влечения не

должна ожидаться или требоваться от родителей или глав. Так что Себастиан технически мог

сказать, что он гей и не будет вынужден покинуть церковь, но он не сможет быть со мной.

Отношения с парнем означали бы, что он ведет активный гомосексуальный «образ жизни», а это

то же самое, что пойти против правил.

Короче говоря, ничего не изменилось.

Я остановил машину и выпрыгнул из нее. Мама Себастиана разгружает продукты, и даже

не смотря на то, что я правда хочу спросить ее, кто, черт возьми, выбирает религию, которая

исключает людей, которых они любят, я бегу по подъездной дорожке, чтобы вместо этого помочь

ей.

– О Господи, Таннер. Ты такой милый. Спасибо, – говорит она, потянувшись за своей

сумочкой.

Я иду следом за ней в дом, складываю пакеты на столешницу и ухожу за остальным. Я

нигде не вижу Себастиана, но Фейт в гостиной, растянулась на ковре и рисует.

– Привет, Таннер, – здоровается она, сверкая беззубой улыбкой.

– Привет, Фейт, – я опускаю взгляд на ее рисунок и понимаю, что это своего рода

раскраска про «Десять заповедей». У этих людей есть что– то не связанное с церковью? Она

наполовину раскрасила текущую страницу, на которой Иисус с голубыми волосам стоит на горе,

обращаясь к радужной толпе. Мне начинает нравиться этот ребенок. – Классная картинка, – я

показываю на верблюда, украшенного крыльями.– Очень креативно.

– Я потом приклею немного блесток, но мне можно клеить только на кухне. Ты ищешь

моего брата?

– Да, – отвечаю я. – Он поможет мне с книгой.

Это не так, но остается превосходным алиби.

Миссис Бразер заходит в гостиную и улыбается нам обоим.

– Вау, – обращается она к Фейт. – Голубые волосы?

– У Иисуса могут быть голубые волосы, – она демонстративно трет карандашом по

бумаге, и я хочу ее попросить, чтобы она помнила об этом, помнила о том, во что верит и не

позволяла ничьим правилам изменить это.

– Да, думаю, у него определенно могут быть такие, – миссис Бразер поворачивается ко

мне. – Таннер, милый, думаю Себастиан внизу, в своей комнате.

– Спасибо, – благодарю ее. – Классный рисунок, Фейт.

– Знаю, – отвечает она, улыбаясь мне в ответ.

– Таннер на столе есть немного печенья, – миссис Бразер выпрямляется и указывает на

кухню. – Можешь прихватить его с собой? Он над чем– то работает и почти без перерывов.

Конечно, миссис Бразер, я, несомненно, могу отнести печенье в комнату вашего

сексуального сына. С удовольствием.

– Конечно, – забираю свои вещи и иду вслед за ней на кухню.

– Я скоро повезу Фейт на танцы, так что если что– то захотите, приготовьте сами.

Тарелка с шестью печеньями с шоколадной крошкой стоит на гранитной столешнице. Я

только собираюсь отправиться к лестнице, когда что– то на улице привлекает мое внимание,

вспышка голубого у качелей. На Себастиане сегодня голубая футболка. Она растягивается на

четко определенной ширине его груди и выделяет бицепсы. Я едва могу уделить внимание чему–

то еще. Интересно, одевается ли он каждое утро, чтобы помучить меня.

Стеклянная дверь бесшумно скользит по направляющей, и я выхожу во внутренний

дворик. Я вижу его отсюда, с опущенной головой, он сидит на одной из качелей, подчеркивая

длинный ряд строчек желтым маркером в своей книге.

Я пересекаю траву, и он поднимает глаза, когда замечает меня.

– Привет, – здоровается он, опуская взгляд на тарелку в моих руках. – Ты принес мне

печенье?

– Технически, это печенье твоей мамы. Она просто отдала его мне.

– Ты ей нравишься, – говорит он, подтягивая ноги по траве. – Всем им. Я знаю это.

Я смеюсь.

– Понятия не имею почему.

– Да ладно тебе, ты всем нравишься. Девочкам, мальчикам, учителям, родителям. Моя

бабушка назвала тебя очаровашкой – волосатиком.

– Твоя бабушка считает меня очаровательным?

Он смотрит на меня снизу– вверх, щурясь от солнца.

– Думаю, ты знаешь, что очарователен.

Я хочу, чтобы он записал эти слова, чтобы я мог перечитывать их снова, и снова, и снова.

– Ты собираешься отдать мне печенье?