История любовных похождений одинокой женщины - [24]

Позабыв всякий стыд, вне себя от нетерпения, мы вбежали в первую попавшуюся харчевню на берегу реки возле моста Сукиябаси. Мы заказали для вида немного лапши, а хозяин тем временем взглядом указал нам на лестницу.

Мы поднялись на второй этаж. Хозяйка нас остерегла:

— Берегите головы!

И в самом деле, потолок там был такой низкий, что трудно было встать во весь рост. Маленькая клетушка, величиной в две циновки, была обклеена внизу, у самого пола, грубой бумагой. В углу было маленькое чердачное окошко, а на полу лежали два деревянных изголовья. Видно было по всему, что не первый раз сюда приходят на свидание.

Я легла рядом со стариком и стала говорить о радостях любви так долго, что самой надоело, но он весь как-то сжался и сделал вид, что никак не может развязать пояс, будто бы узел туго затянут.

Старик немного одурел.

— Не думай, что нижний пояс у меня грязный. Я его стирал всего четыре-пять дней тому назад…

Нашел в чем извиняться! Схватив его за уши, я притянула его к себе и стала тереть так усердно, что даже поясницу заломило. Билась-билась, а толку никакого! Какая досада!

— Солнце еще не зашло, — сказала я старику и крепко обхватила его руками, но он уже с трудом поднялся на ноги.

— Был успех? — спросила я его.

— Увы, прежний меч стал простым кухонным ножом. Он побывал в горе сокровищ, но возвращается бесславно.

С этими присловьями он стал завязывать на себе пояс, но я снова потянула его на ложе.

Пока велись между нами такие речи, хозяин поднялся к нам по лестнице и нетерпеливо крикнул:

— Извините, пожалуйста, но лапша потеряет вкус. — И старик совсем отступился.

Я поглядела вниз. Туда пришел какой-то слуга самурая, с головой, выбритой почти до самого затылка, вместе с молодым дзоритори [113] лет двадцати четырех — двадцати пяти, с челкой на лбу. Заметно было, что они тоже явились по любовным делам.

Слуга сказал:

— Нам нужна комната, и поскорее.

«Ого! В каком он нетерпении», — подумала я и поторопилась достать немного мелких денег из платочка, в который они были завернуты, положила на край круглого подноса и, поблагодарив хозяев, поспешила к выходу. Но не успели мы еще дойти до ворот, как меня разобрал страшный смех:

— Выпало мне счастье, какое и во сне не снилось: такой старикашка! Во всем огромном Эдо лучшего не нашлось!

— Обидно, когда щупают живот, который не болит! Напрасно ты это… В молодости все легко удается, а старость тяжела на подъем. Чем я, старик, виноват! — так сетовал он о бренности всего земного на краю отверстой могилы.

Наконец я вошла в дом для свиданий в Сим-бас и.

— Все ли у вас по-старому? — спросила я. Хозяева заплакали:

— Наша дочка О-Камэ умерла этой зимой, не проболев и трех дней. Она так вас любила! Все о вас говорила до последнего вздоха: «Тетушка то, тетушка это…»

— Невинное дитя, она еще не знала мужской любви…

Но, впрочем, что мне-то за дело? В кои-то веки я вырвалась на свободу — не затем, чтобы слушать эти россказни. Скажите-ка мне лучше, не знаете ли вы какого-нибудь мужчины моложе того самурая, с которым я встретилась в прошлый раз?

Молитва о том, чтобы в следующей жизни родиться мужчиной

Женщина может встретить много интересного, бродя по свету в поисках работы. Я долгое время служила у разных хозяев в Эдо, Киото и Осаке, а однажды осенью отправилась в город Сакаи [114] в провинции Сэнсю, надеясь и там увидеть немало любопытного.

На западном краю Парчовой улицы, в том месте, которое называется Накабама, жил посредник по имени Дзэнкуро. У него-то я и поселилась в ожидании работы. Я платила ему шесть бу в день, и мне не терпелось скорее найти службу. Через несколько дней понадобилась горничная для го-инкё-сама [115] в семье одного богача с улицы Дайдосудзи, только для того, чтобы стелить и убирать постель в спальне.

Ко мне пришла старушка, как видно давно служившая в этом доме, и, увидев меня, сразу сказала:

— Эта женщина как раз подходящего возраста, ногти на руках у нее красивые, манеры и обхождение самые приятные. Она придется по душе хозяевам. — И дала мне задаток в счет жалованья, не торгуясь.

Старуха с радостью взялась проводить меня в господский дом, а по дороге стала давать советы, полезные на моей новой службе. Лицо у нее было довольно неприятное, но сердце доброе. «Во всем широком свете черта не встретишь», — вспомнила я пословицу и навострила уши.

— Во-первых, нужно тебе сказать, что младшая невестка — настоящая ханжа. Она не любит, чтобы служанки болтали с приказчиками из лавки, и напускает на себя такой вид, будто бы не то что между людьми, а и между птицами на дворе никаких любовных дел никогда не видела. Потом имей в виду, что она из секты Нитирэн [116], так что не вздумай при ней читать молитвы во славу Амитабы. Госпожа очень любит белую кошку в ошейнике — не гони ее, даже если стащит рыбу. Когда старшая невестка будет чваниться и задирать нос, делай вид, что ничего не замечаешь. Она пришла к нам в дом с первой женой старшего сына, и тогда она была простая девица для услуг по имени Сюн, не более того, а когда ее госпожа померла от заразной простуды, молодому господину взбрело в голову жениться на этой самой Сюн. И что только он в ней нашел! А теперь, как все выскочки, она не знает удержу своим прихотям. В паланкин велит накладывать горы подушек, чтобы, видите ли, спина у нее не покривилась. Чудеса, да и только! — так всю дорогу злословила старуха про своих хозяев, а я потешалась…