История крестовых походов - [73]

В это правление у Иерусалимского государства едва ли была другая перспектива, кроме того, как все больше приближаться к окончательному падению в пропасть, когда притом врагами его руководила превосходящая сила Нуреддина. Но опасность, в которой поэтому находились сирийские христиане почти с самого начала нового правления, еще чрезвычайно усилилась вследствие внешних затруднений. Дело в том, что некогда столь могущественное государство Фатимидов уже довольно давно пришло в глубокий упадок: каирские халифы погрязли в гаремных наслаждениях и дворцовых революциях, и честолюбивые военачальники захватили всю власть в качестве визирей, не дав за это государству новой силы, потому что всякий раз после короткого промежутка времени один счастливый временщик был свергаем другим. Но в эту минуту не только визирь Шавер избег оружия своего соперника Даргама, но когда этот последний велел перебить всех не перешедших на его сторону офицеров и таким образом лишил египетское войско его лучших предводителей, Шавер бежал в Дамаск к Нуреддину и просил его о помощи.

Задача, которую должны были исполнить христиане при таком положении вещей, была так очевидна, как только возможно; правда, в прежние годы они вели тяжелые войны с Египтом и еще в последнее время их беспокоили с Нила сухопутные войска и флот, но серьезных опасений с этой стороны уже давно не могло быть в Иерусалиме. И когда политика Нуреддина направилась на Египет, то выяснилось с полнейшей очевидностью, что у крестоносцев, как и у Фатимидов, не было более опасного врага, как сельджуки. Поэтому те и другие должны были бы подумать о том, чтобы взаимно поддержать друг друга в сохранении их самостоятельности, но этот вывод был особенно важен для иерусалимцев, которые уже однажды сделали непростительную ошибку в эмирате Дамасском, предав слабого магометанского соседа самому могущественному враждебному государю. Если бы теперь они повторили ту же ошибку, но уже не с небольшим эмирством, а с обширным и богатым государством Фатимидов. то, без сомнения, они погибли бы навсегда[54].

Но подобные соображения не укладывались в голове Амальриха. Когда он услыхал, после какой борьбы Даргам завладел визирством, его единственной мыслью было то, что теперь благоприятный случай вынудить с Египта контрибуцию, и поэтому он вторгся с войском в эту страну. Но в то же время Нуреддин исполнил просьбу Шавера и отправил на Нил одного из своих лучших полководцев, храброго курда Ширку. Началась жестокая война. Даргам был убит своими собственными людьми, Шавер стал опять визирем, Амальрих вернулся без всякого успеха в Иерусалим, а Ширку остался в Египте, чтобы охранять там интересы своего господина. Так одним ударом было сделано то, чему христиане должны были бы помешать всеми своими силами, и для них было незаслуженным счастьем, что, несмотря на все это, им представилась еще раз возможность спасения от смертельной опасности. Потому что Шавер скоро принял присутствие Ширку в Египте за угрозу против себя и потому призвал на помощь иерусалимцев. Амальрих последовал приглашению в 1164, вместе с Шавером окружил храброго курда в Бильбеисе и через три месяца принудил его к отступлению. Но Ширку с непоколебимою гордостью покинул Египет, он сам, как последний солдат в войске, готовый к бою, шел с топором в руках. Один христианский рыцарь подошел к нему с вопросом: «К чему такие меры? Разве вы боитесь, что договор (по которому войско Нуреддина могло свободно отступить) для нас не свят?» — «Вы не посмели бы его нарушать», — спокойно отвечал Ширку и продолжал свой путь.

Между тем Нуреддин, конечно, не остался праздным. Сначала он предпринял поход против Триполиса, но по дороге на него напали христиане и обратили его в бегство с большими потерями. Несмотря на то, он вскоре после этого появился перед антиохийским замком Гаримом и тесно обступил его. Чтобы спасти этот важный пункт, антиохийцы под предводительством понемногу возмужавшего молодого князя Боэмунда III, сына Раймунда и Констанцы, соединились с триполисцами, армянами и несколькими знатными французскими пилигримами. Нуреддин отступал перед ними до тех пор, пока они в необдуманном преследовании не разрознили своих отрядов. Тогда он нагрянул на них, разбил их войско и, кроме важных рыцарей, взял в плен самого Боэмунда и Раймунда Триполисского. Он ревностно воспользовался этой победой и ему в конце концов удалось даже захватить обе пограничные крепости Антиохии и Иерусалима, Гарим и Баниас, из-за которых давно шла война.

При известии об этих неудачах Амальрих поспешно вернулся из Египта, и его первым делом на Родине была попытка выкупить взятых в плен князей. Это удалось ему чрезвычайно скоро относительно Боэмуида, которому Нуреддин оказывал особенное внимание, вероятно, вследствие его родства с императором Мануилом, между тем как Раймунд получил свободу только после восьмимесячного заключения. Но в войне король не только не достиг хотя бы такого частного успеха, но потерял еще несколько замков, взятых Нуреддином, и при этом испытал и то, что было еще хуже материальной потери, а именно, что христианские гарнизоны из трусости или за деньги покидали доверенные им стены