История крестовых походов - [64]

Тем не менее греки должны были ждать от этих пилигримов самого худшего. Потому что среди них было столько же горячих друзей норманнов, как и противников Византийской империи. И когда именно теперь стали известны успехи, которые король Рожер приобрел на греческих берегах, во французском лагере образовалась сильная партия, которая требовала взятия Константинополя и вместе с тем низвержения всей империи: потому что это могло навсегда обезопасить сирийских христиан, которые уже так много пострадали от этих властолюбивых императоров. Эти замыслы крайне озаботили Мануила, и он не знал наконец, другого исхода, как одолеть силу хитростью. Он велел распространять ложные вести о мнимых победах немцев: они будто бы положили уже 14.000 врагов, взяли Иконию, приобрели громадную славу и добычу. Эти слова вполне достигли желаемого действия. Французы единогласно требовали, чтобы их как можно скорее вели на такое же счастье, и Людовик, поддаваясь этому настроению, тотчас после половины октября со всем войском перешел Босфор.

По ту сторону Босфора император, король и его бароны вели переговоры еще несколько дней, в то время как массы пилигримов мало-помалу выступали по направлению к Никее. Мануил более всего хотел заключить союз с Людовиком против Рожера, затем получить родственницу короля в жены одному греческому принцу, и наконец получить от баронов ленную присягу на области, которые они могли бы завоевать. Но, несмотря на многие обещания и подарки, ему удалось добиться только того, что наконец 26 октября, в тот день, когда немцы были разбиты при Дорилеуме, — большинство баронов принесло ему ленную присягу. После этого он расстался с крестоносцами, по виду дружески, но в действительности глубоко расстроенный и унылый. Но, когда французские вельможи приближались к Никее, им встретились несколько немецких князей и во главе их герцог Фридрих Швабский, которые сообщили им о бедственной участи, их только что постигшей. Людовик слушал их печальный рассказ с сердечным участием и поспешил на поиски остатков немецкого войска. Когда он встретил Конрада, то они со слезами бросились друг к другу в объятия. Тогда они порешили продолжить странствие к Святым местам в верном союзе.

Прежде чем последовать за ними, нам надо вспомнить о тех 15.000 человек, которые отделились от короля Конрада в Никее. Во главе их главным образом стояли граф Бернгард Каринтийский и епископ Оттон Фрейзингейский, знаменитый историк, сводный брат Конрада. Они сначала двинулись на запад, затем вдоль Эгейского моря к югу, наконец опять внутрь страны, в конце 1147 года около Лаодикеи, при Лике, потерпели поражение, в котором был убит граф Бернгард, но после этого все-таки добрались до Памфилийского берега, но здесь, в феврале 1148 года, почти все были убиты или взяты в плен. Только с малыми остатками епископ Оттон спасся к морю и в Сирию.

Почти такая же несчастная судьба постигла и французское войско. Эта еще совершенно свежая, многочисленная и воинственная армия должна была теперь прямо двинуться на неприятеля, т. е. пробиться по ближайшей дороге в Дорилеум и Иконию. Этим скорее всего можно было уничтожить дурные действия немецкого поражения, ни в каком случае не подвергаясь большим опасностям, чем те, какие в конце концов надо было преодолеть на других дорогах. Но рассказы Конрада об его только что перенесенных страданиях вызвали ошибочное решение — избегнуть окровавленную область между Никеей и Дорилеумом и идти в Сирию далеким обходом через запад и юг Малой Азии. Тогда французы и немногие еще оставшиеся вместе с ними немцы направились через Улубад и Эссерон в Адрамиттиум, а оттуда через Пергам и Смирну в Эфес. До этих пор не приходилось биться с сельджуками. Между тем это малодушное уклонение от опасности, крайне враждебное настроение греков в тех местах, непрерывные трудности пути по высоким горам и через бурные потоки — все это вместе действовало почти так же дурно, как проигранная битва, и в особенности истощало последнюю энергию у немцев. Кроме того, когда около Рождества они прибыли в Эфес, серьезно заболел король Конрад и поэтому у него как гора свалилась с плеч, когда в эту минуту император Мануил прислал ему очень сердечное приглашение и этим дал ему возможность остановить на некоторое время продолжение крестового похода и вернуться для отдыха в Константинополь. Людовик также получил послание от Мануила с серьезными предостережениями о предстоящих опасностях, но оно произвело на короля и его рыцарей тем менее впечатления, что они, свободные от стеснительного соединения с измученными войной немцами (потому что с Конрадом вернулось в Константинополь и его войско), опять могли надеяться на более свободное продолжение своего предприятия. Действительно, следующие недели доставили хорошие результаты. После Рождества они спустились к Меандру и по его правому берегу вверх пошли в глубь страны: мало-помалу их стали окружать сельджуки, но они в твердом порядке без труда их отбивали. На новый 1148 год они перешли Меандр при небольшом городе Антиохии и в блестящем сражении разгромили неприятеля, который хотел помешать переправе через реку. Несколько дней спустя они дошли до Лаодикеи, но затем, вместо того, чтобы идти по не очень трудным дорогам на восток, снова повернули на юг, к берегу. Очевидно, этот несчастный шаг был опять следствием того же страха, который привел уже большое войско из Никеи в Эфес, вместо Иконии: они надеялись встретить на берегу меньше неприятеля и больше подвоза, чем внутри страны, и должны были жестоко обмануться и в том и другом. Потому что, едва они двинулись на юг от Лаодикеи, через горы Кадма по скалистым дорогам и к тому же в небрежном порядке, как сельджуки неожиданно напали на войско, почти неспособное к сопротивлению в этих условиях, и произвели в нем страшную резню, жертвой которой пали не только целые отряды простых пилигримов, но много самых гордых вельмож Франции, и от которой сам Людовик мог спастись только после отчаянной борьбы. Правда, после этого французы опять сомкнулись самым серьезным образом, когда, удивленные дисциплиной и храбростью одного отряда тамплиеров, бывших при войске, они обязали всю воинскую массу, как большой рыцарских орден, ненарушимым повиновением, постановили и твердо выполнили точно определенный порядок похода и сражения. Тогда, несмотря на повторявшиеся нападения неприятеля, они действительно без особенных потерь достигли памфилийского берега при византийском городе Атталии. Но там совершилась плачевная судьба и этого войска. Потому что жители Атталии достали, правда, достаточно продовольствия для людей, хотя по очень большим ценам, но для лошадей у них не было никакого корма, так как они жили на скалистом берегу. Вследствие этого французы скоро очутились здесь в худшем положении, чем внутри страны, и уже не отважились пробиться с последними силами в близкую Киликию, что одно могло быть для них спасением. Они медлили и совещались, и наконец обратились к грекам, чтобы получить корабли для переезда в Сирию и, после многих недель ожидания, получили флот, который был достаточен только для того, чтобы перевезти самых знатных господ в войске. Тогда толпы простого народа, в порыве мужества, заявили, чтобы господа с Божией помощью отправились в Сирию, а они попытаются одни пробиться на сухом пути. После стольких страданий у Людовика не доставало больше сил, чтобы помешать осуществлению этого плана и, следовательно, уничтожению всего войска. Он согласился, заключил еще ребяческий договор с греками, по которому за большую сумму денег они должны были с оружием в руках проводить обоз в Тарс, и в конце февраля 1148 он покинул со своими баронами и прелатами Атталийскую гавань. Оставшиеся отряды, конечно, в скором времени все погибли жертвами меча сельджуков или греческой жадности и коварства