История крестовых походов - [155]

Но этим договором еще не кончились страдания, которые должны были перенести французские крестоносцы. Потому что Туранша был легкомысленный и неразумный юноша, который, несмотря на одержанную блестящую победу, уже возбудил к себе в Египте злую неприязнь. Султанша-вдова Шедшер Эддурр, важнейшие эмиры страны, храбрые мамелюки, одним словом, все, которым он был обязан своим престолом и победой, были оскорблены его пренебрежением, а он сам безрассудным образом предпочел им своих молодых товарищей, которых он только незадолго привел с собой в Египет. Первые ждали для себя еще худшего, когда, вернув Дамиетту, султан окончательно утвердится в правлении. Составился заговор на жизнь Туранши. 2 мая на него напал с обнаженным мечом эмир мамелюков Бибарс, очень даровитый, но вместе с тем необузданный дикий воин, но только ранил его. Тотчас же после этого мамелюки поднялись целой массой, взяли приступом дворец султана и ужасным образом убили несчастного.

Пленные христиане были свидетелями страшной сцены; они боялись, что возмущение может обратиться и против них, и действительно в том диком смятении, которое последовало за смертью Туранши, их жизнь находилась некоторое время в серьезной опасности. Но мало-помалу волнение улеглось. Шедшер-Эддурр была назначена регентшей. Эмир Эйбек сделан при ней наместником государства, и договор заключенный с королем Людовиком, не только был подтвержден, но даже несколько изменен в том, что тотчас после освобождения пленных должна была быть уплачена только половина выкупных денег, а остальная только по прибытии пленных в Сирию.

Между тем в Дамиетте проявлялось изменчивое настроение. При первом известии о погибели крестоносного войска, часть тамошних христиан трусливо хотела покинуть город. Но в стенах Дамиетты находилась также супруга Людовика, Маргарита, которая совершила до сих пор путешествие вместе с пилигримами и в это самое время родила сына, Иоанна, который получил прозвище Тристана, в память печального времени, в котором он начал свою жизнь. Благородная женщина не сробела, несмотря на свое в разных отношениях стесненное положение, и одобрительными словами и богатыми подарками побудила своих единоверцев удержать Дамиетту до освобождения короля. Но, кажется, из этого едва не произошла новая опасность. Те же самые люди, которые в первую минуту страха думали только о бегстве — особенно называют итальянских купцов — в конце концов, как говорят, самым решительным образом противились сдаче города, как в 1221 году.

6 мая пробил час для освобождения знатнейших пленников. Но они до последний минуты должны были находиться в страхе и заботе. Едва крестоносцы очистили Дамиетту, как дикие орды мусульманских воинов бросились в город и избили множество пилигримов, оставшихся там по болезни, которые по договору должны были быть пощажены. В то же время эмиры совещались между собой, не будет ли для них выгоднее удержать в плену короля и баронов. Военные люди были против освобождения, и только жадность большинства к обещанным деньгам помешала нарушению договора, по крайней мере, в этом отношении. Был уже поздний вечер, когда наконец Людовик и его близкие были освобождены и могли отправиться к более счастливым товарищам, которые ожидали их близ Дамиетты.

На следующее утро некоторые бароны немедленно выехали на родину. У них не было другой мысли, как бежать из этой страны, где они подверглись такими невыносимым бедствиям. Напротив, Людовик остался еще несколько дней на египетском берегу, потому что хотел тотчас же уплатить обещанную половину выкупа и этим прежде всего добыть свободу своему брату, графу Альфонсу Пуатье, который оставался у неприятеля заложником. С большим трудом была собрана огромная сумма в 400.000 червонцев. Так как у Людовика не достало собственных средств, он должен был просить у присутствующих тамплиеров займа, а когда последние заявили, что не могут самовольно распоряжаться сокровищами ордена, то не оставалось ничего другого, как просто отнять у них нужную сумму. Когда мусульмане были вполне удовлетворены, король отправился на берег моря, чтобы отплыть. Но он еще не ушел в море, как его догнал отпущенный наконец Альфонс Пуатье. Тяжело измученные страдальцы вместе сели на корабли и отправились в Аккон, где их ожидал самый сердечный прием.

Но можно ли было продолжать отсюда крестовый поход? Людовик командовал теперь немногими графами и рыцарями, которые почти без исключения исполнены были страстным желанием вернуться домой, и их желание было сильно поддержано известиями, приходившими из Франции. А именно, на их родине сначала так мало верили погибели гордого крестоносного войска, что первых посланцев, которые принесли это печальное известие, преследовали как обманщиков и частью даже казнили. Но мало-помалу пришлось убедиться в справедливости ужасного слуха, и французы стали бояться, что противники французской короны, особенно англичане, воспользуются удобным случаем для возобновления прежних враждебных действий. Поэтому королева Бланка уговаривала своего сына вернуться во Францию как только можно скорее. Но Людовик был другого мнения и настаивал на нем, хотя на собранном в Акконе военном совете все французские бароны, кроме одного, были решительно против него. Этот единственный был владетель Жуанвильский, сенешаль Шампанский, которого король уже давно полюбил за его отвагу, так же как за его откровенный и даже в злейшей опасности хороший характер, и все больше к нему привязывался. Опираясь на его одобрение, Людовик объявил, что хочет остаться в Святой Земле еще некоторое время.