История Кореи. Том 2. Двадцатый век - [45]

Но, с другой стороны, при всей ограниченности, свойственной колониальной интеллигенции и ее идейным исканиям, 1920-е годы были в определенном смысле переломными для новой истории Кореи. В стране— хотя и в основном за счет инвестиций капиталистов метрополии — завершался первый этап промышленной революции, т. е. строительство современной легкой и пищевой промышленности, и полным ходом шла подготовка ко второму — строились крупные предприятия химической промышленности, первые металлургические заводы и электростанции. Если в 1910 г. промышленные товары составляли лишь 13 % корейского экспорта, то в 1930 г. — уже 30 %. Именно такая структура внешней торговли — 70 % сельскохозяйственного экспорта и 30 % индустриального — была характерна для многих среднеразвитых стран на окраинах капиталистической системы, например, для царской России в 1916 г. Начало серьезной индустриализации и уступки, сделанные японской администрацией после 1919 г., дали возможность основным слоям и группам городского общества Кореи — рабочему классу и прогрессивной интеллигенции с одной стороны и консервативным буржуа и интеллектуалам с другой — организоваться и четко сформулировать свои программные установки и интересы. 

Эпоха, когда использование «национальной» фразеологии и эмоциональные призывы к «национальному единству ради выживания» позволяли рассчитывать на идеологическую гегемонию в среде образованной публики, уходила в прошлое. Классовое сознание проникало в рабочую и прогрессивную интеллигентскую среду, вело к выработке критического отношения к источникам информации, даже если они провозглашали себя «органами национального самовыражения». Так, некоторые профсоюзы Кореи уже в 1922-23 гг. организованно бойкотировали газету «Тонъа ильбо», справедливо считая по сути антирабочей ее «культурно-националистическую» программу. Появилось, хотя и в зачаточной форме, понятие классовой культуры, а с ним — понимание того, что «нация» — отнюдь не абсолютна, что классовая солидарность может перечеркивать национальные различия. Например, одна из первых повестей Сон Ёна (1903–1979: известный социалистический писатель), «Пересменка» (Кёдэ сиган; 1930), рассказывала о том, как японские и корейские горняки смогли преодолеть национальную вражду и организовать совместную профсоюзную работу. 

В то же время, существовавшее в 1920-е годы у различных групп корейского общества классовое сознание оставалось поверхностным, отличалось внутренними противоречиями и непоследовательностью. Так, идеолог умеренных буржуа писатель Ли Гвансу считал себя «демократом» и в то же время, явственно склоняясь к концу 1920-х годов к фашизму, идеализировал такого «национального лидера», как Муссолини. Корейская буржуазия была еще слишком слаба и зависима от японской администрации, чтобы выработать устойчивую демократическую платформу. Однако и корейские коммунисты, считая себя «выразителями интересов рабочего класса», холодно относились к реальным попыткам этого самого класса улучшить свою жизнь вне «официального» коммунистического движения — например, к попыткам организации самоуправляющихся рабочих кооперативов — считая, что они «отвлекают трудящихся от революционных задач». Как успехи прогрессивной интеллигенции Кореи, так и незрелость классовой структуры страны, слабая связь между интеллектуальным авангардом и массами, проявили себя в 1930-е годы, когда Корея оказалась плацдармом японской агрессии в Китае.

Использованная литература

Ким Г.Ф. Рабочий класс Кореи в революционном движении и социалистическом строительстве. М., 1965 

Пак Б.Д., Пак Тхэ Гын. Первомартовское движение 1919 г. в Корее глазами российского дипломата. М., 1998.

 Усова Л.И. Корейское коммунистическое движение 1918–1945 гг. Американская историография и документы Коминтерна. М., 1997 

Шабшина Ф.И. История корейского коммунистического движения (1919–1945 гг.). М., 1988.

Шабшина Ф.И. Народное восстание 1919 года Корее. 2-е изд., переработ. М., 1958.

Ше Де Сук (Со Дэсук). Корейское коммунистическое движение. 1918–1948. Пер. с англ. М., 2002.

Сборник научных статей к пятидесятилетию Движения 1 марта (드 *運動50周 年紀念論集). Сеул, изд-во Тонъа ильбоса，1969.

Ким Гёниль. История рабочего движения в эпоху [господства] японского империализма (김 경 일, 曰 帝下勞動運動史).  Сеул, изд-во Чханджак-ква пипхён, 1992. 

Baldwin, F. «Participatory Anti-Imperialism: The 1919 Independence Movement» — The Journal of Korean Studies. Vol. 1. 1979. Pp. 123–162. 

Scalapino, R. A. & Lee Chong-sik. Communism in Korea. Vol. 1. Berkeley: University of California Press, 1972.

Глава 19. Японский милитаризм и индустриализация Кореи: 1931–1937

а) Мировой кризис и изменения в японской политике в Корее

Конец 1920-х и начало 1930-х годов ознаменовали собой новый период в истории Дальнего Востока в целом и Кореи как ключевого плацдарма для японской экспансии в континентальной Азии — в частности. 24 октября 1929 г. с биржевым крахом в Нью-Йорке мировая капиталистическая система вошла в период нестабильности и кризиса, закончившийся в итоге второй мировой войной. Неизбежные на определенных этапах развития капитализма перепроизводство товаров и падение нормы прибыли— базовые причины мирового кризиса конца 1920-х годов — могли быть временно преодолены лишь через активное вмешательство государства в экономику с целью создания новых рынков, финансирования инновационной и инвестиционной деятельности, а также увеличения платежеспособного спроса. В то время как вмешательство государства в экономику как таковое было объективно закономерно для всех индустриальных регионов мира, осуществлялось оно в разных странах по-разному, в зависимости от уровня их промышленного развития и особенностей политической ситуации. Так, СССР в ситуации резкого падения цен на экспортировавшиеся им сельхозпродукты перешел к перекачке капитала из сельскохозяйственного сектора в промышленный крайне жесткими административно-командными методами («коллективизация» и «индустриализация»), используя также благоприятную конъюнктуру для импорта подешевевшего западного индустриального оборудования. Высокие темпы роста, достигавшиеся в этот период советской плановой экономикой (до 16 % в индустриальном секторе, по официальным данным) на фоне всеобщего кризиса, способствовали популяризации административно-плановых методов в тогдашнем мире.