История Кореи. Том 2. Двадцатый век - [23]
Рис. 27. Обложка первого выпуска просветительского журнала «Сонён» («Мальчик»), основанного в 1908
Ряд членов общества— в основном, бывшие офицеры распущенной в 1907 г. армии — настаивали на необходимости заняться в будущем в Маньчжурии подготовкой бойцов, способных освободить родину от японцев, но каких-либо конкретных планов по этому поводу общество не имело. Однако японцы, в 1909 г. получившие агентурные данные о существовании общества, связали его с планами покушения на генерал-губернатора Тэраути, предположительно вынашивавшимися отдельными национал-радикалами (к обществу не принадлежавшими) и арестовали в 1911 г. около 600 протестантов, преимущественно из северо-западных районов Кореи, по подозрению в «терроризме». Официальные обвинения были предъявлены 105 из них, но большинство, несмотря на жесточайшие пытки, отказалось оговаривать себя и товарищей. «Дело» получило международную огласку, и по результатам повторного слушания виновными в конце концов были признаны лишь 6 человек, в том числе известный протестант-националист Юн Чхихо. Никто из них, разумеется, никакого отношения к «террору» не имел, но японские власти желали таким путем напугать корейские имущие слои и пресечь в зародыше интерес к радикальным националистическим идеям.
Провалы в деятельности просветителей нельзя объяснить, однако, лишь репрессиями со стороны японской администрации. Не меньшую роль играла и идейная ограниченность ранних буржуазных националистов Кореи, наивность и незрелость в их представлениях о «цивилизованном мире», а также организационная раздробленность, склонность к групповщине и фракционным распрям, неизбежная для изолированных от масс и не изживших клановость конфуцианского быта буржуазно-интеллигентских кругов. Хорошим примером может служить движение за выплату корейского долга Японии (более чем в 13 млн. йен), начатое в феврале 1907 г. двумя буржуа-католиками из Тэгу — богатым торговцем Со Сандоном (1851–1913) и хозяином публиковавшего переводы европейской литературы издательства «Кванмунса» Ким Гвандже (1866-?). Идея «всем народом отказаться от курения и проявлять умеренность в винопитии, чтобы сэкономить деньги и выплатить государственный долг» несомненно, не могла не привлечь народные массы, с их стихийным патриотизмом и глубокой ненавистью к японским оккупантам. Поэтому и не удивительно, что отклик на призыв Со Сандона и Ким Гвандже был горячим. Газеты «Чегук синмун», «Хвансон синмун» и «Тэхан мэиль синбо» почти ежедневно печатали вести с мест об учреждении центров для сбора пожертвований, о женщинах, отдававших «во имя выживания нации» свои драгоценности, о рикшах и грузчиках, голодавших, но отдававших на выплату долга заработки за несколько дней и недель, о трогательном единстве протестантских пасторов и буддийских монахов в деле сбора пожертвований.
Однако эта первая в современной истории Кореи массовая патриотическая кампания (сразу же одобренная, кстати, Коджоном и его министрами) с самого начала основывалась на крайне идеализированном представлении об империалистическом миропорядке, на наивной вере в то, что если корейцы проявят «силу нации в патриотическом единодушии», то смогут сохранить от японской агрессии свою государственность. Организаторы движения приводили в своем воззвании пример японцев, собиравших пожертвования на армию и «выигравших силой своего патриотизма войну с огромной Россией», не понимая, что между империалистической Японией и ее жертвой— Кореей существовала качественная разница, и те формы «патриотизма», которые поощрялись правящими классами империалистических стран, вряд ли могли избавить Корею от агрессии и порабощения. Энтузиазм народных масс, вначале готовых отдать последнее ради спасения страны, значительно ослаб после того, как они поняли, что отказ от табака и алкоголя не спас Коджона от насильственного отречения, а корейскую армию — от роспуска. К этому добавились распри между двумя столичными организациями, взявшими на себя сбор и хранение пожертвований с мест — обе обвиняли друг друга в погрешностях учета и хищениях.
В связи с этим в 1908 г. объем пожертвований стал быстро уменьшаться. Свою роль сыграло и давление японской администрации, организовавшей в августе 1908 г. судилище над редактором «Тэхан мэиль синбо» Ян Гитхаком по явно сфальсифицированному обвинению в хищении собранных газетой средств. Ян Гитхак был оправдан за недостатком улик, но враждебность японцев по отношению к движению оттолкнула от него значительную часть умеренных буржуазно-чиновничьих кругов. В итоге движение сошло к концу 1908 г. на нет, а собранные за счет немалых жертв деньги (всего около 180 тысяч йен) решено было, в конце концов, потратить в будущем на приобретение земли для финансирования за счет доходов с нее национального высшего образования. Решение это так и не было проведено в жизнь (по некоторым источникам, значительная часть собранных средств в итоге была просто конфискована японской полицейской администрацией). Важным итогом кампании было, однако, то, что в ней национальная буржуазия впервые выступила, хотя и без особого успеха, в роли лидера, готового возглавить массы в решении общенациональных задач. В дальнейшем этот опыт был использован при подготовке массового движения за независимость в феврале-марте 1919 г.
