История Израиля. Том 3 : От зарождениения сионизма до наших дней : 1978-2005 - [88]

К августу 1993 г. начали вырисовываться основные положения “Декларации принципов”. Но и тогда находившийся в Тунисе Арафат все еще опасался сделать решающий шаг. Тогда Рабин с Пересом дали понять Арафату через Бейлина, что Израиль будет готов признать ООП в качестве официального представителя палестинского народа. Такое признание было в высшей степени болезненным для обоих израильских лидеров: им не надо было напоминать о сотнях евреев, израильтян и граждан других государств, погибших от рук террористов за все эти годы. При этом они, однако, осознавали, что публичное признание Арафата в качестве единственного и официального представителя палестинцев является именно тем стимулом, который председатель ООП вряд ли будет в состоянии отвергнуть. Это был тонкий ход, и он оказался успешным. И тогда Перес решился на следующий шаг: 17 августа он уведомил руководство ООП, что время отсрочек прошло, а терпение — и его, и Рабина — исчерпано, и потому Декларация принципов должна быть подписана немедленно, буквально до окончания текущего дня. Министр иностранных дел Израиля находился в это время в Стокгольме, принимая участие в работе международного съезда социалистических партий. Через посредство министра иностранных дел Норвегии, также участвовавшего в работе съезда, он связался с Арафатом в Тунисе, и в ходе нескольких телефонных разговоров им удалось уточнить остававшиеся нерешенными вопросы. В какой-то момент председатель ООП снова начал колебаться, и тогда Перес сказал, что прекращает все контакты с ним и будет иметь дело исключительно с Сирией. Этого оказалось достаточно, чтобы Арафат без особых возражений принял окончательный черновой текст Декларации принципов. На следующий день Перес тайно вылетел в Осло, где в его присутствии, в доме для почетных гостей норвежского правительства, Ури Савир, генеральный директор Министерства иностранных дел Израиля, подписал документ от имени правительства Израиля; от имени ООП подписи поставили Абу Ала и его помощник Хасан Асфур.

Но Рабин не сразу представил этот документ своему правительству. Раз уж ему пришлось заплатить дорогую цену за признание официального статуса ООП, он ожидал соответствующего ответного дара. И он получил его 9 сентября. Это было официальное письмо от Арафата, в котором черным по белому было написано следующее: ООП признает право Израиля на существование в границах, обеспечивающих мир и безопасность; ООП отказывается от использования террора и прочих актов насилия; и “те статьи Палестинской хартии, которые отрицают право Израиля на существование, более не имеют силы и объявляются недействительными”. Премьер-министр Израиля ответил на это своим письмом от 10 сентября (один-единственный параграф, выдержанный в холодных тонах), в котором подтверждалось, что “правительство Израиля приняло решение признать ООП в качестве официального представителя палестинского народа и возобновить переговоры с ООП в рамках ближневосточного мирного процесса”.

Соединенные Штаты с самого начала принимали активное участие в мирном процессе, главным образом в “официальных” двусторонних переговорах, проходивших, хотя и с перерывами, в Вашингтоне начиная с конца 1991 г. Что же касается неофициальных переговоров в Осло, то администрация Клинтона, будучи достаточно хорошо осведомленной об их ходе, в то же время никак не являлась основным посредником в процессе подготовки этого израильско-палестинского договора. При этом, однако, договаривающиеся в Осло стороны намеревались использовать американскую финансовую и дипломатическую поддержку в ходе реализации положений договора, и потому было уместно подчеркнуть и даже, возможно, несколько преувеличить роль США в намечающихся соглашениях. Если принять во внимание эти соображения, то неудивительно, что Перес не без некоторого беспокойства отправился в США — с целью заручиться согласием государственного секретаря Кристофера на то, чтобы признать преимущество процесса Осло перед теми соглашениями, переговоры о которых велись в Вашингтоне. Как оказалось, опасения Переса были безосновательными. Кристофер был в высшей степени удовлетворен и даже, можно сказать, восхищен столь успешным завершением переговоров в Осло и подписанием Декларации принципов. Оба главы внешнеполитических ведомств пришли к согласию относительно того, что председательствовать на официальной церемонии заключения мира между Израилем и палестинцами должен президент Клинтон. Именно личное участие американского лидера должно придать договору ту значимость, которая сможет обеспечить дальнейшее заинтересованное участие Соединенных Штатов в его реализации.

Но если реакция Кристофера была благоприятной, то Рабину и Арафату пришлось столкнуться с противодействием своих властных структур. Когда в конце августа председатель ООП представил текст документа, подписанного в Осло, на рассмотрение исполкома ООП в Тунисе, то члены исполкома встретили его с недоверием, после чего принялись осыпать друг друга взаимными упреками и обвинениями. В ходе двухдневных резких и язвительных дискуссий Арафат сумел одержать победу — хотя и незначительным, неустойчивым большинством. В Израиле реакция была фактически столь же недоверчивой и скептической. Правда, члены кабинета, ознакомившись с документом, после обсуждений приняли его 30 августа фактически единогласно, при всего лишь двух воздержавшихся. Но последовавшие дебаты в внесете были яростными и неистовыми. Свое негодование высказали не только Ликуд и другие партии правой ориентации. Имелись также депутаты кнесета от Партии труда, составлявшие хотя и меньшинство, но довольно значительное в численном отношении, которые выразили свое неприятие самой идеи признания ООП. В ответ на это Рабин выступил, наверное, с самой яркой речью за всю свою политическую жизнь. Выйдя на трибуну кнесета, премьер-министр подвел итоги бесплодных двусторонних переговоров в Вашингтоне и закончил свое выступление со всей твердостью и весомостью: