История Израиля. От Войны за независимость до Шестидневной войны - [83]

Вечером 25 мая Джонсон принял Эвена в Овальном кабинете Белого дома. Он отверг предположение гостя, будто Насер имеет намерение и возможность атаковать Израиль. Главная проблема состоит в том, сказал президент, чтобы принудить Египет снять блокаду пролива. Это может быть сделано, но для этого нужна поддержка конгресса, тем более сейчас, когда Америка втянута в войну во Вьетнаме. Поэтому лучше предоставить шанс Совету Безопасности. Израиль же не должен становиться инициатором военных действий. "Вы не останетесь в одиночестве, если не решите действовать в одиночку”, — заверил Джонсон израильского министра. Эвен выразил благодарность за глубокое понимание и распрощался. Позднее Джонсон записал в своем дневнике: "Я ожидал тяжелого разговора, но обнаружил, что мне противостоит легковес и можно выкрутиться несколькими ничего не значащими любезностями”.

Эвен же полагал, что ему удалось заручиться реальной международной поддержкой. По прибытии в Израиль утром 27 мая он немедленно отправился на заседание кабинета министров, происходившее в Тель-Авиве, и обнаружил, что армейское руководство настаивает на необходимости превентивного удара. Эвен энергично потребовал дальнейшего выжидания, которое могло бы гарантировать американскую политическую поддержку. Его настояния были подкреплены телеграммой, которую в тот же день получил премьер Эшкол от президента Джонсона. Президент снова отговаривал Израиль от развязывания военных действий и заверял, что Соединенные Штаты и Великобритания энергично консультируются по вопросу о создании международного военно-морского эскорта, идею которого "поддерживают также другие страны”. Все эти заверения побудили кабинет проголосовать за отсрочку военных действий.

Решение принято

Очень скоро обнаружилось, что за обещаниями Джонсона не стоит ничего. 2 июня премьер Вильсон прибыл в Вашингтон и, не без некоторого смущения, заявил, что британские силы не смогут присоединиться к международной эскадре, если таковая будет направлена в Тиранский пролив. Канадский премьер Пирсон также пошел на попятный. Джонсон весьма дружелюбно извинился перед Эшколом, снова объяснив ему, что американское правительство не может принять решение без поддержки конгресса, да и вообще пришло к мнению, что не должно действовать в одиночку. Ничего другого Соединенные Штаты обещать не могли. Все их торжественные декларации 1957 г. при первом же испытании превратились в клочки бумаги. Жаль только, что обнаружилось это лишь спустя десять лет.

В Израиле нарастала напряженность. Но то не были отчаяние или страх, скорее разочарование и нетерпение. Отсрочка военных действий несомненно позволила израильской армии завершить свои приготовления. И тем не менее, эта отсрочка уже начинала оказывать психологическое воздействие. Хуже того, стали ощутимы и признаки кризиса руководства. На вечер 28 мая было намечено обращение Эшкола к народу. Вся страна ожидала его руководящих указаний. Люди собирались на улицах и в кафе, солдаты прильнули к транзисторным приемникам в своих палатках. Но выступление премьера обернулось скандалом. Он направился на радио прямо с заседания кабинета, даже не ознакомившись предварительно с текстом своей речи. Начав с описания египетской агрессии, он вдруг без всякой связи заявил, что правительство решило выждать и "потребовать, чтобы международные организации приняли надлежащие меры для обеспечения свободы судоходства через Тиранский пролив”. Затем, запутавшись в неясно написанной фразе, премьер вообще запнулся. На какой-то момент слушателям показалось, что Эшкол и сам в нерешительности, а правительство беспомощно и не знает, как поступить. На самом деле ситуация была и того хуже. Уже с 23 мая, с того самого дня, когда Насер приказал блокировать пролив, генерал Рабин, тяжело переживавший нерешительность кабинета, заболел нервным расстройством, и врачи вынуждены были предписать ему два-три дня полнейшего покоя, чтобы оправиться от "никотинового отравления”, как это было названо официально. В результате в один из самых тяжелых моментов своей недолгой истории страна и ее вооруженные силы оказались без уверенного руководства.

В этих обстоятельствах в самом конце мая стали слышаться настойчивые требования общественности произвести изменения в кабинете. Все осознали необходимость создания правительства национального единства, с участием оппозиционных партий и новым министром обороны (до тех пор Эшкол сохранял этот портфель за собой). Хотя две главные оппозиционные силы, Гахал и Рафи, вместе имели лишь четверть мандатов в Кнесете, но парламентская фракция Рафи включала три фигуры общенационального калибра — Бен-Гуриона, Даяна и Переса. Вот почему 29 мая глава блока Гахал Менахем Бегин призвал Эшкола передать портфели премьера и министра обороны Бен-Гуриону. Это был беспрецедентный жест, в особенности со стороны такого "ястреба”, как Бегин, который в течение многих лет был заклятым врагом Бен-Гуриона. Но сейчас, хоть и с запозданием, даже Бегин осознал, что только Старик сможет возглавить страну. Эшкол был потрясен и уязвлен. Сам Бен-Гурион, который все это время сохранял спокойствие духа, не выразил никакого желания занять предлагаемые посты. Однако на состоявшемся на следующий день совещании лидеров Мапай все ораторы стали один за другим убеждать Эшкола отдать хотя бы портфель министра обороны — если не Бен-Гуриону, то по крайней мере Даяну. У Эшкола почти не нашлось защитников. 1 июня он нехотя согласился назначить Даяна министром обороны, что открыло путь к созданию правительства национального единства. Весть об этом тотчас возродила прежнюю уверенность армии и всего израильского общества.