История Израиля. От Войны за независимость до Шестидневной войны - [64]

Действительно, в течение нескольких лет в Мапай назревал переворот, направленный против старой партийной олигархии, ветеранов Первой и Третьей алии. Даян с самого начала своей политической карьеры в 1958 г. примкнул к "молодой гвардии” и постепенно стал ее неофициальным лидером; большая часть его политических заявлений делалась в этом кругу. Однако вскоре Даян выступил с критикой по основным проблемам израильского общества. Поставив под вопрос многие традиционные ценности рабочего движения, он обрушился на методы Хистадрута в ведении переговоров с работодателями и на его практику защиты "дутых” рабочих мест. Вместе со своим другом и соратником Шимоном Пересом Даян сформулировал принцип, который вызвал широкие общественные дискуссии. Он призвал руководство перейти в ведении государственных дел от волюнтаристских методов первопроходцев-халуцим к методам, принятым в развитых демократических странах. Не партийный стаж и идеология, утверждал он, а профессиональные и личные качества должны быть решающими при формировании современного административного аппарата. Таким образом, Даян, Перес и их сподвижники выступали за преобразование политизированных институтов ишува в эффективные правительственные учреждения. Сам Бен-Гурион, может быть, подсознательно следуя принципам, которые отстаивал в свое время Жаботинский, указал на этот путь при создании израильской армии и единой системы школьного образования. Теперь новое поколение требовало таких же реформ в системе хистадрутовского медицинского страхования, автобусного сообщения и других общественных услуг, находящихся под безраздельным контролем федерации профсоюзов. Следует вернуться к политике экономии и заморозить жизненные стандарты, утверждали критики существующего положения вещей, чтобы обеспечить развитие Негева и расширение производства промышленных товаров на экспорт. Все эти предложения противоречили традиционной позиции Хистадрута.

На самом деле Лавон и его единомышленники не были глухи к велениям времени. Они зачастую проявляли сдержанность в требованиях о повышении зарплаты. В период 1955–1959 гг. генеральный секретарь Хистадрута учредил ряд новшеств в своем ведомстве, в том числе курсы профессиональной подготовки кадров. Но в вопросе о медицинском страховании он был непреклонен. Больничная касса являлась для Хистадрута важнейшим источником финансирования и средством привлечения новых членов. В 1958 г. Лавон, встревоженный усилением влияния Даяна, предпринял контратаку. Он обвинил Даяна и его сподвижников в карьеризме и предупредил, что если Израиль хочет остаться эгалитарным обществом, традиционная социалистическая прослойка сионистов-первопроходцев должна сохранить свою руководящую роль. Выступление Лавона не смогло повредить растущей популярности молодых активистов, тем более, что они пользовались надежной, хотя и скрытой, поддержкой самого Бен-Гуриона.

Тем временем, в апреле 1960 г. в руки Лавона попала важная информация, которая могла изменить его политическое будущее. Офицер разведки, разбиравший материалы комиссии по расследованию каирского инцидента, обнаружил явные противоречия в показаниях главы разведки полковника Гибли. Кроме того, выяснилось, что Гибли представил комиссии поддельную копию своего письма Даяну, откуда была исключена ссылка на распоряжение министра обороны. В мае Лавон представил эти новые доказательства премьер-министру и потребовал полной своей реабилитации по делу о египетском провале. Бен-Гурион назначил новую комиссию по расследованию под председательством члена Верховного суда Хаима Кохена.

Вскоре после того, как комиссия Кохена начала свою работу, ей была представлена другая, еще более шокирующая информация. На суде над агентом израильской разведки, обвиненном в предательстве[39], выяснилось, что в 1955 г. по указанию помощников Гибли он дал ложные показания перед комиссией Кнесета по расследованию провала египетской сети. Лавон был поражен этими сведениями. Вернувшись из отпуска за рубежом в сентябре 1960 г., генеральный секретарь Хистадрута намекнул в прессе, что несколько лет назад он пал жертвой политической интриги.

В октябре 1960 г. комиссия Кохена опубликовала свой доклад. В нем утверждалось, что выводы комиссии 1955 г. основывались на ложных показаниях и поэтому они не могут считаться действительными. Вместе с тем отмечалось, что для возбуждения судебного преследования виновных нет достаточных причин ввиду неофициального характера комиссии 1955 г. Вооружившись решением комиссии Кохена, наиболее авторитетный лидер партии Мапай того времени Леви Эшкол встретился с Моше Шаретом, который в 1955 г. занимал пост премьер-министра, и они вместе выработали компромиссную формулу для преодоления кризиса. Шарет заявил, что если бы в 1955 г. ему были известны ставшие теперь общим достоянием факты, он рассматривал бы их как убедительное доказательство правоты Лавона, но и в этом случае он предпочел бы принять его отставку, чем сместить Переса. Это заявление удовлетворило обе стороны, и, казалось, дело Лавона завершилось.

Однако возникли осложнения. Бен-Гурион был возмущен заявлением Шарета. Он рассматривал его как оскорбление своего любимого детища — израильской армии и, что еще хуже, как угрозу своим молодым подопечным со стороны старой гвардии Мапай. Поэтому премьер-министр отверг и заявление Шарета, и выводы комиссии Кохена и призвал к созданию новой официальной комиссии для пересмотра всего дела. Кабинет, потрясенный этим неожиданным демаршем, назначил следственную комиссию из своих членов во главе с министром юстиции Пинхасом Розеном. 21 декабря министерская комиссия пришла к единодушному выводу, что Лавон не отдавал прямого указания органам безопасности провести операцию в Египте, которая закончилась провалом. Комиссия объявила, что этот вопрос решен раз и навсегда.