История Испании - [60]

62. Там, на земле мавров

А теперь самое время поговорить о Марокко, потому как если что-то давило тяжким грузом на испанскую политику и испанское общество начала XX века, так это марокканский вопрос. Или же война в Африке, как это стали называть. Магриб был нашим естественным окружением, а конфликты – старыми, чьи корни уходили еще в реконкисту, берберское пиратство, испанские военные экспедиции и суверенные зоны, в этом регионе расположенные. Уже в 1859 году случилась довольно серьезная война с четырьмя тысячами погибших испанцев, генералом Примом с его каталонскими и баскскими добровольцами, а также победами при Кастильехосе[58], Тетуане и в долине Вад-Рас. Однако мавры, особенно из марокканского Эр-Рифа, были те еще молодцы, с избытком обладавшие тем, что и положено иметь настоящим парням, и уладить дело добром они никак не желали. В 1893 году был развязан еще один конфликт – возле Мелильи, и он стоил нам целой горы трупов, а среди погибших оказался и генерал Маргальо, пав в бою, – в те времена генералы еще погибали на поле боя. Прошло девятнадцать лет, и, по Фесскому договору, Франция и Испания так запросто, за здорово живешь, по-братски разделили Марокко. Фишка была в том, что, поскольку в Европе каждый встречный и поперечный строил из себя колониальную империю, Испания, зациклившись на хоть каком-то уважении к себе после 1898-го года, в сторонке стоять не захотела. Так что Марокко был последним шансом для желающих избавиться от занозы: с одной стороны, военные при деле, могут зарабатывать медали и несколько отвлечься от унижения и позора потери Кубы и Филиппин; с другой стороны, мы совместно с Англией и Францией контролируем Гибралтарский пролив, а с третьей – оказывается поддержка бизнесу короля Альфонса XIII и финансовой олигархии, связанному с добычей марокканского железа и олова. Что же до местных мавров, так что тут скажешь? Arumi issén, в общем. Христианину, дескать, виднее. От них никак не ожидалось серьезного сопротивления испанской армии, которая, несмотря на некоторую ее архаичность и коррумпированность до самых петлиц, все же оставалась относительно мощной военной машиной европейского образца, хоть мы и занимали унизительное место почтового вагона в самом конце поезда. Но дело как-то не заладилось, потому как народ Эр-Рифа – воинственные кочевники с собственной культурой и языком – плевать хотел на разные там пакты, подписанные марокканским султаном с Испанией. «Иди-ка ты в Фес да там и отсоси», – сказали они. На своем мавританском наречии. И вот уже целый залп восстаний местных племен превращает испанское присутствие в настоящий кошмар. Сначала, в 1909 году, произошла катастрофа в Волчьем Ущелье, где собственная политическая недальновидность и военная некомпетентность стоила нам двух сотен погибших солдатиков и пяти сотен раненых. А еще через двенадцать лет – катастрофа при Ануале и так называемая Рифская война, сперва против предводителя аль-Райсуни (которого так живописно воплотил Шон Коннери в картине «Ветер и лев»), а затем – против такого крепкого орешка, как Абд аль-Крим. События в Волчьем Ущелье и Ануале оказали решающее воздействие на общественное мнение, вызвав сильнейшее недоверие к армии и огромное, прямо-таки национального масштаба, разочарование, прежде всего – среди бедняков и обездоленных, которые весь этот банкет и оплачивали. А между тем сынки богачей, которые раньше отстегивали банкноты за то, чтобы вместо них под ружье встал бедняк, теперь уже платили, чтобы остаться служить в безопасных гарнизонах на Полуострове, а на бойню пусть отправляются голодранцы. В результате выходило, что несчастный крестьянин, который уже отдал одного сына за Кубу, а другого – за Марокко, вдруг ко всему прочему обнаруживает, что на его жалкий домишко – если он ему принадлежал, конечно, – наложен арест местным землевладельцем и касиком. Так что представьте себе атмосферу. Особенно после Ануаля, ставшего апофеозом поражения, трусости и некомпетентности. Восставшие в 1921 году рифские племена напали на испанские опорные пункты: вначале – на Игерибен, а потом – на Ануаль. Прозвучал весьма неосмотрительный приказ «спасайся, кто может», и тринадцать тысяч испуганных испанских солдат, не организованно, без всякой подготовки, без провизии, воды и какой-никакой помощи – за исключением геройских усилий конного полка «Алькантара», что пожертвовал собой, прикрывая отступление, – бросились бежать в Мелилью под ударами всего трех тысяч рифских повстанцев, преследовавших отступавших. Бойня была жуткая. Генерал Сильвестре, на ком и лежит ответственность за всю эту мясорубку, застрелился в самый разгар отступления, не преминув сначала спасти своего сына-офицера, – он отправил его вперед, на автомобиле. Так генералу было проще: прежде рукоплескавший ему король, а также правительство и общественное мнение – все в один голос впоследствии обвинят во всем именно его, а больше-то ничего вроде и не случилось. Ну, поговорят. Однако нет, случилось, причем немаловажное: тысячи вдов и сирот взывали к справедливости. Кроме того, войне в Африке, растянувшейся на целых три года, суждено было стать долгой и кровавой, а также повлечь за собой политические и социальные последствия, которые станут решающими. Так что не пропустите следующий эпизод.