История ислама. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов - [221]
Непосредственным поводом к восстанию Мусавира было совершенно то же самое, что возбудило бунт Хасана в Табаристане, — бесчинства, совершаемые высшим чиновником в округе. Уполномоченные халифа и преторианцы распоряжались, понятно, и здесь ничуть не лучше, чем в столице. Их неосмотрительные, частью преступные деяния слишком часто стали повторяться и повели к открытому взрыву недовольства, давно уже бродившего среди населения. Еще при Му’тасиме вспыхнуло по этой самой причине опасное восстание в Палестине. Солдат оскорбил жену или сестру некоего Абу Харба; этот последний, недолго думая, тут же на месте убил грубого воина, а сам, избегая преследования, бросился наутек в горы. Здесь провозгласил он, выдавая себя за потомка Омейядов, войну безбожному роду Аббасидов. Так как подобно Муканне он носил «барка», род вуаля, обязательного только для женщин, прозвали его также аль-Мубарка — «завешенный». Мятежник обрел столько почитателей среди йеменцев, что Раджа, высланный против него Му’тасимом, не посмел сразу на него напасть и окопался, выжидая времени наступления полевых работ. И действительно, толпы землепашцев вскоре разошлись по домам. Даже и теперь не так-то легко было военачальнику осилить бунтовщика и изловить его (227 = 842). В северной Сирии произвели особенно неприятное впечатление распоряжения Мутеваккиля, касавшиеся обитавших в этой стране многочисленных христиан. Достаточно было совершенного в 240 (854) наместником незначительного самоуправства в Химсе, чтобы вызвать весьма тревожного свойства восстание, повторившееся и в 241 (855). А суровое подавление его устрашило беспокойных ненадолго, лишь до 250 (864); до нас дошло известие, что в том же самом месте йеменцы к этому времени снова заволновались. В самой же Аравии не было никакой надобности даже в поводе для вольного бедуина ухватиться за оружие. Уже при Васике (230 = 845) племя Бену Сулейм предобродушно принялось грабить пограничные местечки Хиджаза (т. I). Когда же возмущенный подобным неслыханным делом наместник Медины выступил против них с войском, они нанесли ему поражение; тотчас же многие из больших племен, гатафане, фезары и др. примкнули к ним. Весь север и центр полуострова вскоре объят был пламенем восстания. Пришлось посылать для усмирения Бугу старшего с его турецкими войсками. Не одну чувствительную потерю претерпел полководец прежде, чем успел водворить порядок, частью уступчивостью при переговорах, частью силой.
Итак, мы видим, что горючего материала накопилось достаточно. Со времени поражения Омейядов он всюду таился под тонкой государственной корой. Даже энергии Мансура и туркам Мутасима стоило большого труда предохранить государство от вспышек, грозивших при первом благоприятном случае разлиться повсеместным пожаром. Стоило только дождаться постыдного бессилия правления Муста’ина, и огонь запылал в двояком направлении. Там, где управляли в провинции дельные военачальники, прогорела лишь связь, соединявшая доселе ту область с халифатом; но в Ираке и собственно Аравии пламя охватило все государственное здание. Раскинувшись далеко вширь, пожарище наконец разлилось и далее. Казалось, сохранились вполне только отдельные пристройки, но и те вскоре загорелись; многие из них рухнули и обратились в груды пепла. Пощажена была разве восточная половина халифата, нашедшая со времен Ма’муна в своем национальном обособлении некоторое удовлетворение и тревожимая только слишком частой сменой династий. Но и здесь всеобщая путаница захватывает постепенно пограничные округа. Нам приходится теперь перейти именно к положению Персии, причем мы удовольствуемся кратким очерком общего там положения дел.
С тех пор как тахириду Мухаммеду Ибн Абдулле вздумалось вмешаться почти без всякого успеха в арабско-турецкую междоусобицу в качестве наместника Багдада (250 = 864), власть его семьи на востоке мало-помалу стала клониться к упадку. Я’куб Ибн Лейс из Седжестана, по прозванию Ас-Саффар, «медник», понемногу забирал в руки власть в Кирмане и Фарсе и стал родоначальником династии Саффаридов[353]. С 250 (864) укрепился, как уже нам известно, в Табаристане алид Хасан, а в середине между обеими новыми династиями возникла почти в том же самом году полувладетельная семья сыновей Абу Дулафа. Отец их был известным арабским генералом при Харуне; ему удалось вовремя уклониться от междоусобной войны братьев Амина и Ма’муна. После одержанной победы халиф оставил его в покое в большом имении, приобретенном им в окрестностях мидийского города Караджа, лежавшего между Хамаданом и Испаганыо. Благодаря своему уму и щедрости, высоко превозносимым тогдашними поэтами к превеликой досаде Ма’муна, Абу Дулафу удалось закрепить свое влияние на весь округ, а около 250 (864) сын его, Абд аль-Азиз, был официально назначен наместником Мидии и Испагани. В возникших затем войнах между Саффаридами и халифами, к которым мы еще со временем вернемся, он сумел, а потом его сыновья при всяких обстоятельствах, искусно отстаивать свои права. Только в 284 (897), когда Саффариды снова вздумали было оказывать неповиновение энергическому Му’тадиду, последний из сыновей Абу Дулафа, Омар, был побежден безусловно и вынужден бежать в Табаристан. Им и кончается эта маленькая династия; появление ее, однако, в высокой степени типично для всех последующих. Повторялось постоянно все одно и то же в неизменно одинаковом порядке. Какой-нибудь способный и нецеремонный генерал, командующий горстью солдат, при случае, во время восстания либо междоусобной войны, ухитряется угодить халифу. Тотчас же получает он особое назначение, быть может, даже наместничество. Но лишь только почувствует он свою силу, как забывает посылать дань — единственный знак зависимости от правительства при полной самостоятельности местного управления. С этой самой поры он начинает разыгрывать из себя независимого князька до тех пор, пока не нагрянет халиф либо другой, более сильный конкурент и не раздавит его. Возьмем, например, хотя бы турка Ахмеда ибн Тулупа. Будучи в 254 (868) наместником Египта, он успел в 264 (878) распространить свою власть на Сирию и часть Месопотамии. А когда при Муваффаке халифат снова окреп, Му’тадид отбирает у его сына в 286 (899) Месопотамию, противопоставляя ему возникшую в этой стране, из нового военного рода, династию Саджидов. В то время как в 292 (904/5) быстро слабеющий род Тулунидов теряет последние остатки своего могущества, Саджиды держатся в полученном ими в 276 (889/90) в ленное владение Азербайджане до 317 (929). Между тем во время борьбы с хариджитами в Мосуле и кругом его внезапно появляются Хамданиды. Они были в родстве с Хусейном ибн Хамданом, который, как мы видели раньше, разыгрывал чрезвычайно двусмысленную роль в начале правления Муктадира. В 292 (905) его брат Абу’ль Хейджа получил официально наместничество в Мосуле. Сыновья же его и их потомки, вечно воюя с визирями и эмирами Муктадира, мало-помалу распространяют свою власть над Месопотамией, а позже и над севером Сирии. Так успели они образовать вовсе не ничтожное двойное государство с главными городами Мосулом и Халебом. Хотя этот лен просуществовал не более ста лет — независимое владычество Хамданидов окончилось значительно ранее устранения (413 = 1022) последнего хамданида — он имел, однако, в особенности государство Халеб, благодаря заслугам знаменитого Сейф ад Даулы, необыкновенное значение для истории ислама, о чем будет ниже. Зато последняя из этих династий, укрепившаяся с 321 (933) снова в Египте и известная там под именем Ихшидидов, не имела большого значения. В 358 (969) положен был ей конец Фатимидами, лучше сказать, мнимо-алидскими государственными гробокопателями, разрушителями того, что некогда основал великий Омар.
